Последние слова были крайне опасными, поскольку допускали введение в России военной диктатуры. Вопрос о введении военной диктатуры — стоял в России все двадцатые годы, и даже тридцатые. Оголтелое разночинство и либералы атаковали Царя, требуя отречения, считая его «кровавым» и «тормозом свободы». Военные думали о том же, об отречении, но предъявляли совершенно другие требования — Царь слаб, России нужен сильный и жестокий правитель, способный железной рукой подавить сопротивление, расстреливать демонстрации как в Германии. Наиболее радикальные из военных — требовали применять нарывной газ против бунтующего крестьянства. Только вылезли из всей этой пропасти — кризис. Всемирная депрессия. Только сейчас — стало более — менее хорошо, и это при том, что перевооружена армия, перевооружен флот, созданы мощнейшие ВВС. Но мысли о диктатуре — военных посещать не переставали…
— А как вы относитесь к суфражисткам
[130]?
— Полный бред. Их надо пороть и выдавать замуж. Только и всего.
— Как вы относитесь к внешней политике правительства?
Князь пожал плечами
— Я военный и давал присягу. Что касается меня — я полагаю, Британию надо было бомбить еще семь — восемь лет тому назад. Пока они есть — мы не будем жить спокойно.
— А как вы относитесь к либералам?
— Гнусные продажные негодяи.
Перед следующим вопросом тайный советник задумался
— Вас можно назвать смелым человеком?
— Вероятно, да, как и любого авиатора.
— А вы умеете хранить тайны?
— Это дело чести.
— Вы любите женщин?
— Что за вопрос…
— Вопрос как вопрос — сказал Богачев — и задан он не просто так.
— То есть…
— Как-то странно и дико мне жить без тебя, сердце лаской любви не согрето — фальшивя пропел тайный советник — вы, кстати, себя отлично показали. Просто отлично. И не испугались, вот что главное, в полицию не кинулись, даже сбросив двоих на рельсы…
Вид у капитана ВВС, князя Шаховского был весьма и весьма обалделый, надо так сказать.
— Челюсть подберите — резко сказал ему Богачев — право, я начинаю сомневаться в своем первоначальном мнении о вас.
— А… она тоже…
Богачев покачал головой, вроде как раздосадованно
— Догадались? Вот, так вот и берут вас, идиотов, на сладенькое. Медовая ловушка называется. А ведь вы подписку давали, лекции с вами проводишь, с идиотами…
Настя, Настя…
— Как… ее звали? — спросил князь, стараясь привести в порядок бешено стучащее сердце
— Почему звали? — недоуменно переспросил Богачев — и сейчас зовут. Мы обычно ее называем «Жар-птица».
Князь сдержал ругательство
— Да вы не переживайте… Что раскисли, как какой-нибудь… юнкер. Детский сад, штаны на лямках! Она вам, кстати, дала отличные рекомендации, десять из десяти. А здесь — принято доверять ее мнению.
Твою же мать…
— Итак? — Богачев смотрел пристально, как будто бы в самую душу — вы — с нами?
А катись оно все… колбаской.
— Еще бы не с вами…
Богачев расцвел
— Вот и отлично. Тогда, милостивый государь, прошу за мной. Будем оформляться…
Москва, Российская Империя. Ходынское поле
16 мая 1949 г.
Оформление было нелегким.
Он прошел три кабинета с психологами, каждый из которых задал не менее чем полтысячи вопросов… право же. Психология сама по себе является формой умопомешательства, ничуть не иначе. Написал две свои автобиографии — полную и краткую. Сдал отпечатки пальцев как какой-нибудь уголовник. В Боткинской больнице — прошел полный медицинский осмотр, который подтвердил лишь тот факт, что князь Шаховской не годен к полетам на боевых самолетах околозвукового типа, но отлично готов к работе шпионом.
Первый день после собеседований — ему хотелось нажраться, но усилием воли он подавил в себе это желание.
Ночью снилась Настя. Крайний раз… она танцевала в каком-то зале с лощеным гражданским уродом… а потом погас свет и началась автоматная стрельба. Он бросился к ним… но не успел… все было как будто в воде…
Проснулся с криком и потом долго не мог уснуть.
Никто не говорил ему, сколько собеседований и испытаний ему еще предстоит пройти. Видимо, это тоже было одним из испытаний — задолбать неофита до того, что он плюнет и уйдет.
Но в этот день — он, как и положено, в девять ноль — ноль, стоял на проходной Ходынского аэродрома, но его Вергилий, неулыбчивый и молодой «сотрудник» (так они все звались) в штатском — повел его не в очередной забег по лабиринту кабинетов, а к лифту. В лифте — около каждой кнопки были прорези для ключа, и номеров этажей не было. Непонятно было даже, то ли этот лифт идет вверх, то ли он спускается вниз, в адские подземелья.
Судя по толчку — все-таки вверх…
На верхнем этаже — похоже, что шестом, последнем — они оказались в лабиринте тихих и прямых коридоров. Полы были застелены чистой красной ковровой дорожкой, в отличие от первых этажей — не замусоленной. На дверях — не было табличек с именами и чинами только безликие номера. Около одной из табличек — его провожатый остановился и постучал…
И вот — князь Шаховской оказался в кабинете, стены которого были отделаны сафьяном, буквой Т был выстроен стол карельской березы, с длинной приставкой для совещаний, а за спиной хозяина кабинета был имперский штандарт и еще один флаг, черный, с белой летучей мышью. На фотографической карточке — пристально, без тени улыбки, на происходящее в кабинете смотрел Государь Его Императорское Величество, Александр IV Романов.
— Петр Иванович — представился, протянув руку, хозяин кабинета. Вид у него был вполне даже штатский, только глаза, быстрые и внимательные, как будто прикасающиеся к тебе взглядом — несколько портили картину
— Капитан, князь Шаховской, — представился князь. — Временно откомандирован.
— Может так статься, что уже и не временно. Господин Богачев довел, чем вам предстоит заниматься?
— В общих чертах. Разведка в зоне Ближнего и Среднего Востока.
Князю было не совсем удобно обращаться к начальству — он не знал звания, и пока что — заминка была заметной.
— Не совсем так. Мы, можно сказать, особая организация. И нам нужен специалист именно вашего профиля. Точнее — специалисты…
Князь никак не отреагировал.
— Вы прошли курс выживания?
— Как и положено в Сибири.
— Были в Рейхе?
Черт, разговор сворачивал совсем не туда. Шаховской любил Рейх — хотя бы потому, что не менее половины его крови была немецкой, точнее — остзейской. Кроме того, он верил в дворянское братство, которому ни к чему границы.
