— А зачем ты вообще был на этом базаре, мальчик
Роберт упрямо наклонил голову
— По делам, сэр.
Если капитана Галлагера он знал, то второго, в гражданском — он не знал. И тот сразу — показался ему неприятным.
— Каким делам?
Роберт насупился и не ответил. Капитан Галлагер протянул руку. Роберт какое-то время, меньше минуты, сидел с несчастным видом — потом положил в руку капитану браслет. Капитан уставился на него, как на новые погоны.
— Это… что
— Браслет, сэр.
— Браслет?!
— Да, сэр… я купил. За деньги купил, не украл!
Капитан посмотрел на Роберта, на браслет, потом на скаут-мастера, сидевшего рядом. И тут они вдруг … расхохотались, да так что штатский поморщился…
— Господи… — капитан положил браслет перед Робертом…
— И что смешного, сэр… — спросил Роберт, обидевшись.
— Мы думали, что ты покупал табак… — объяснил капитан, давясь смехом — или сигареты…
— Я не курю, сэр…
— И правильно. Так ты говоришь, что потом они подошли к полицейскому
— Да, сэр. И что-то дали ему
— А потом?
— А потом они пошли в город. Я следил за ними до дома! Вот!
Капитан Галлагер уставился в блокнот
— Кто-то может это расшифровать, а?
* * *
— Ну, что? — спросил оперативный офицер станции разведслужбы в Омане, когда за подростком-скаутом и скаут-мастером закрылась дверь
Галлахер выругался последними словами
— Ослу понятно что — собирают закят.
Закят — собирается один раз в год и существует твердое ограничение на сумму закята. Но повстанцы, бандитствующие — собирали закят постоянно, и предписанной Кораном меры не знали. Кто не платил — могли поджечь, могли убить. С этим — ничего было сделать нельзя, к каждому полицейского не приставишь. Он сами пытались выжить — в бурных и враждебных водах.
— Кто там суперинтендант
[118]
— А какая разница? Ты же слышал, что пацан говорил — они к полицейскому подходили. Зачем — о погоде спросить? Спорим, что суперинтендант — местный?
— Да чего спорить…
В этом то и была проблема — фундаментальная, с которой справиться англичане не могли. Они приходили сюда и приносили сюда свою систему жизни, свое мироустройство. Но оно не работало. В теории полицейский, что суперинтендант, что обычный бобби — хотя какие тут к чертям бобби — должны были соблюдать закон сами и удерживать от его нарушения других, а если те нарушат — хватать и сажать в кутузку. Судья — должен был судить в соответствии с законом и за то он получал жалование. На деле все было так: полицейский смотрел, прежде всего, не на закон, а на личность его нарушителя. И если он был свой — тут понятие было очень разным, для кого-то свой был представителем того же племени, для кого-то — любой мусульманин — полицейский не только не арестовывал нарушителя, но нередко сам заметал за ним следы. Здесь было только одно деление — на своих и чужих, и каждый, кто этого не признавал — становился изгоем или трупом. Совершенно не обязательно, кстати, что суперинтендант продался за деньги — хотя и за деньги тоже. Просто у него есть родственники. Есть дом, куда можно бросить бомбу. Есть и он сам, уязвимый для пули и кинжала. Здесь проще всего — не идти против течения. А жить так, как живется — вот и все.
Но англичане — не могли терпеть такого, и не могли мимо этого проходить. Их задача — грандиозная, которую, наверное, мало кто из них самих осознавал — заключалась в упорядочивании мира. Чем они и занимались — здесь и сейчас…
И потому — капитан Галлахер побарабанив пальцами по столу — достал из ящика стола две пачки патронов к Веблею и сунул себе в карман.
— Я соберу людей…
* * *
Собрались быстро. Несколько человек, переодетых в штатское, револьверы, винтовки и пулемет. Капитан Галлагер собрал надежных людей, почти все — сержанты британской армии, что к чему понимают…
Выдвигались в бывшую столицу на машинах, ночью — чтобы штурмовать поутру. В книгах обычно пишут о ночных штурмах, оправдывая это тем, что ночью противник спит, и его можно взять врасплох. На самом деле — ерунда полная. Ночная перестрелка — страшное дело, ничего не видишь и бьешь по вспышкам, неважно — по своим, по чужим. Управляемость подразделением — обычно теряется после первых же выстрелов и все, включая даже солдат регулярной армии — начинают стрелять по всему, что движется, одержимые сильнейшим, животным желанием — выжить! Ночью — гораздо проще скрыться: канул в темноту и все. Так что — упаси Бог от ночного боя. Таких, как эти — лучше брать на рассвете…
Дорога до старого порта была короткой — чуть больше двадцати миль всего. Немножко ошиблись со временем — в город въехали, когда муэдзин уже тянул свой азан с острого шпиля минарета, вонзающегося в стремительно светлеющее небо…
— Черт побери… — выругался капитан. Его можно было понять — если бы можно было застать их во время намаза, взяли бы тепленькими. А тут… не выйдет.
— Показывай, скаут…
Роберт завертел головой — одно дело, когда ты идешь пешком, и совсем другое — когда едешь на машине. А третье — это когда ты не просто идешь, а ведешь за собой группу солдат Его Величества, и от тебя зависит — выполнят они свою задачу или погибнут. И это — происходит с тобой не в книге, не в синематографе — а на самом деле. Все реально — влажный, горячий воздух, поросль кустарников, отвоевывающая свое место у стремительно разрушающихся без хозяйского пригляда домов, заунывный вой муэдзина, тяжелое дыхание людей у тебя за спиной и запах кожи, пота и смазанной оружейной стали…
— Пока вперед…
Капитан кивнул водителю
— Давай!
* * *
— Вон там
Капитан повернул Роберта к себе, посмотрел прямо в глаза
— Ты уверен? Не ошибся?
— Нет. Вон там вон, на стене — я знак нацарапал. Скаутский. Ножа у меня не было, осколком камня нацарапал.
Капитан не поленился — прошел, посмотрел, стараясь не показываться на улице. Так и есть — скаутская стрелка…
— Принять готовность. Вулверт — уведи его к машинам.
— Но сэр…
— Это приказ, скаут. В армии подчиняются приказам. Ты все сделал правильно.
Вулверт, большой, какой-то нескладный, но ловкий солдат, бывший браконьер из сельских графств — взял скаута за плечо
— Пошли, парень.
Они выбрались на соседнюю улицу тем же путем, каким пришли. Светлело — хотя в переулках еще оставалась тьма. Тихо — как тихо бывает только в арабском городе до тех пор, пока не взойдет солнце. Собак нет совсем — не держать здесь собак…
