Моджахеды — смотрели на него и молча, жадно — ждали…
Раненый застонал, толкнулся ногой, пополз под фургон.
— Убей его!
Саид выдохнул, с выражением отчаяния снова наклонился над раненым. Его первый удар был совсем не ударом врача, совсем не ударом верующего человека, искренне верящего в то, что он делает. Раненый — дернулся и попытался ударить Саида
— Убей неверного! Перережь ему горло! Зарежь кяфира…
На сей раз — Саид ударил ножом в горло. Врач, знающий, где проходят крупные сосуды — он сразу попал в артерию, кровь брызнула на него и на машину, и он отскочил, сгибаясь пополам и харкая желчью. Все они — постились перед тем, как пойти на дело, и не только потому, что таково требование религии — но и потому, что пуля, попавшая в полный желудок — без медицинской помощи в больнице верная смерть. А им больница не светила…
Кто-то из моджахедов засмеялся. Раненый — терял кровь, дергаясь у бензобака как раздавленный наполовину червяк.
— Замолчи! Наш брат — выбрал прямой и короткий путь, и Аллах воздаст ему так же, как и всем нам. Что ты видишь в этом смешного?!
— Ничего, эфенди… — поспешно сказал боевик — Аллаху Акбар!
Но это было еще не все.
— Саид! Саид! Ты слышишь меня?
Недоучившийся студент — медик проблевался, но вид у него был, как будто он только что выпил касторки.
— У него ручка. От двери. Дай ее мне…
Саид недоумевающее посмотрел на амира. Это было важно. Прошел испытание только то, кто не только мог зарезать врага, но и сохранять хладнокровие при этом. Их мало — а русистов много, у них есть чудовищные орудия смерти, убивающие человека десятков разных способов налетающие с неба. Противопоставить этому можно только одно — железную волю, кровожадность, презрение к смерти истинного моджахеда…
— Ручка от двери. Посмотри карманы. Найди и дай ее мне…
Для человека, которому с детства говорили «не убий», прикоснуться к телу только что убитого человека — это сломать еще один психологический барьер. Но тот, кто пройдет через это… потом у него будут сломаны все психологические барьеры, и ему действительно откроется самый прямой и чаще всего короткий путь — до эшафота или до безымянной могилы.
Саид боязно наклонился над убитым, начал обшаривать… в этот момент убитый дернулся, и Саид напрягся, готовый снова отскочить… но сдержал себя. Амир решил — молодец, толк будет. Настоящий моджахед будет…
Ручка действительно была в кармане. Саид достал ее и протянул амиру. Она была странной формы, семиугольник. Наверное — число дьявола…
Амир подошел к задней двери. Вставил ручку в отверстие замка
— Ахи
[105], это я. Я открываю…
Замок поддался от небольшого усилия. Дверь открылась, через решетку — протянулась рука и крепко сжала руку амира. Как на их эмблеме — рука, обернутая колючей проволокой и с вытянутым вверх указательным пальцем — нет Бога кроме одного лишь Аллаха…
Редко — выдаются такие моменты… редко…
— Аллах велик, братья… Именем Аллаха вы свободны…
Замок на решетке просто отстрелили — и братья стали спрыгивать на белый бетон дороги…
Ретроспектива. Эль-Фаллуджа, Междуречье…
Январь 1940 г.
Хвала Аллаху, милостивому и милосердному за то, что надоумил этих неверных построить такие дороги. По ним — можно добраться до Басры быстрее, чем на самом быстром верблюде…
Им удалось уйти от русистов. Они направились не в Багдад, как ожидали того русисты — а в эль-Фаллуджу. Один из тех немногих городов, в котором приверженцы истинной веры составляют большинство, потому что в Багдаде и в Басре большинство составляют проклятые рафидиты
[106], да покарает их Аллах, и весь крысиный род их пусть тоже покарает. Здесь, в городе, численность населения которого составляла всего десть тысяч человек — им легко было скрыться, легче, чем в миллионном Багдаде.
Они нашли пристанище у хаджи Самара. Так странно звали купца, большого, хитрого, набожного. Он одновременно и торговал с неверными, и оказывал услуги правоверным, которые шли по пути Аллаха. Точнее — не мог не оказать. Оно носил не зеленую чалму — белую с зеленой лентой в знак того, что совершил хадж (на это — указывала и обязательная приставка к его имени — хаджи), ходил, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, и имел собственный автомобиль, что в этих местах редкость. Он спрятал их в рыбном лабазе, в потайной его части — если бы русисты приехали искать, собака не почувствовала бы тайник. С другой стороны — и дышать в тайнике было невозможно, пусть рыба и лежала подо льдом. Но моджахед — должен стойко переносить все свалившееся на него, ведь в Коране сказано: неужели вы думаете, что мы не будем испытывать вас?
Часть из моджахедов уже отправили по дороге, пересадив в две другие машины. Их осталось совсем немного — несколько человек. Им нельзя было уходить по суше — казаки и ищейки хорошо знали их лица, за них были обещаны денежные награды. Надо было уходить морем… но не сразу. Этой ночью — они должны были сесть на лодку и добраться до Басры. В районе севернее Басры начинались очень плохие места, нечто среднее между затопленной пустыней и болотом, крайне коварные камышовые заросли, куда не осмеливаются соваться казаки. Там живут воинственные, жестокие и загадочные мааданы — болотные арабы. Арабы, которые плавают на тростниковых лодках, живут на наплавных островах, и едят рыбу. Они не примут чужих — но у амира, который подготовил и провел налет, мать была из мааданов, а потому — законы гостеприимства требовали дать полукровке пристанище и его спутникам тоже, сорвать русским и воевать с ними, если они вторгнутся в камышовые топи. Но если даже они это сделают — скорее всего они ничего не найдут, ведь деревни мааданов плавающие, и перемещаются по мере необходимости… а все протоки и то, куда они ведут — знают только сами мааданы.
С другой стороны и амир, тем более что он полукровка — головой отвечает за тех, кого он приведет в этот мир, и если он приведет врага — то врагом сочтут и его. А концы, как известно — в воду. И потому — он отнюдь не разделял энтузиазма Ихвана относительно новичка…
— Пойми, брат… — они говорили на фарси, которые другие не понимали или понимали плохо — я доверяю тебе. И знаю, сколь много ты сделал на пути Аллаха. Но этот… он даже не наш, не араб. Как он может постичь всю сокровенную сущность Знания, если он не знает даже языка, на котором написан Коран. Он же джахиля, невежественный!
— Поистине брат мой, если бы я не знал тебя столь хорошо, то обвинил бы тебя в асабийе
[107], а это тяжкий грех, ты сам знаешь. Разве ты не помнил слова Пророка, который сказал: О люди! Ваш Господь один. Ваш отец один. Нет превосходства араба над иностранцем, и ни иностранца над арабом, ни черного над красным, ни красного над черным, а только с богобоязненностью, ибо наиболее уважаемым среди вас перед Аллахом является наиболее богобоязненный. Разве ты забыл эти слова? И разве ты забыл, что сказал Умар ибн аль-Хаттаб амирам войск: «Если люди начнут призывать друг на друга своими племенами, то бейте их мечом, пока они не начнут призывать друг друга Исламом!» Поистине, твои слова ущербны, брат…
