— Спокойно, князь, свои. Свои, ясно?
Было понятно, что глаза не пострадали. Он видел все лучше и лучше. Человек, стоящий напротив него, был как в тумане — но видно было, что он невысокий.
— Я дам вам платок. Протрите сначала глаза, потом лицо, только осторожно, не трите с силой. Иначе будет хуже. Все поняли?
Черт…
Мягкая, влажная ткань коснулась его руки, он ощупал платок, потом начал протирать — сначала глаза, потом лицо. Становилось лучше, хоть и ненамного…
Он посмотрел вниз — и увидел двоих, лежащих под ногами здоровяков. А в проходе — стоял военный врач… который сидел с ними за столом, когда… Он сидел тогда молча, и вообще никуда не смотрел. И казался настоящим врачом — с чеховской бородкой и пенсне, в котором, очевидно были нормальные стекла…
— Чем это меня…
— Табачной пылью, смешанной с какой-то дрянью химической. Фармацевт на подобные штуки мастер. Гасила тот еще…
— Фармацевт?
— Ефим Лазебник. Никогда не слыхали?
— Нет.
— А напрасно. Пол Одессы держит. А другая половина у него в долгах. Он и в самом деле фармацевт, синтез какой-то дряни изобрел, белый порошок…
Доктор подмигнул, достал из кармана вагонный ключ
— Помогите… — сказал он, открывая вагонную дверь
— Что… вы собираетесь делать?
— Вы не казались таким уж идиотом, князь. Скорее смелым человеком.
Один из лежащих на полу зашевелился, застонал. Доктор, уже открывший вагонную дверь — подскочил и со всей силы ударил мыском ботинка куда-то по горлу.
— Давайте быстрее. Пока все спят.
Вдвоем — они спихнули бандитов, одного за другим — в гудящую тьму за дверью. Доктор охлопал руки, запер дверь.
— Вот и хорошо. До утра их точно не хватятся…
— Кто… вы, черт возьми такой?
Доктор скосил взгляд на руки князя, тот отпустил лацканы пиджака
— Еще один дурацкий вопрос. Скажем, тот, кто хочет помочь. Следующая — Митрофановка, сойдете там. Не привлекая внимания. Там — найдете лихача, пусть везет вас до Воронежа. Там — сядете на другой поезд на Москву, а еще лучше — на аэроплан. И ходите, оглядываясь, ясно?
— Нет, ни черта не ясно.
— Фима Лазебник к вашей даме неровно дышит. Свою мамочку взял приглядеться. Та — по молодости лет из полицейского околотка не вылезала, та еще тварь. Про даму вашу забудьте, мы сами тут разберемся. Держите оружие наготове.
— Кто вы такой?
— Вы ведь вызваны в штаб ВВС за новым назначением? Ну, вот, и следуйте.
Глаза доктора, живые и веселые — вдруг захолодели, подернувшись осенним утренним ледком
— И без вопросов, ясно? Свою меру глупости вы уже исчерпали. Не то и вам — валяться на рельсах, как этому. Идите и быстро собирайте вещи…
Ретроспектива
Девятью годами ранее
Абу-Грейб, близ Багдада
Русская территория, бывшая Османская Империя.
Январь 1940 г.
Багдад…
Когда русские только пришли сюда — это был большой, старый город, лениво раскинувшийся по берегам грязного, ленивого Тигра, делающего здесь большую петлю. Здесь были каменные здания, но невысокие, прямо на улицах продавали и резали скот, гадили, причем все это никто не убирал. Не было ни одного регулярного моста через Тигр, только наплавные. Прямо у дворца наместника султана — торговали краденым…
Теперь, двадцать с лишним лет спустя — Багдад изменился. Два моста возвысились над Тигром бетонными громадами, перечеркивая прошлое и утверждая будущее: мост Николая Второго и открытый в прошлом году мост Александра Четвертого. Уже шумит клаксонами автомобильный поток на мощеными камнем, бетоном и асфальтом улицах, шипят как змеи и тяжко ворочаются паровозы на Багдадском железнодорожном вокзале — а рев осла можно услышать лишь в самых дальних предместьях. Уже застраивается европейскими, регулярной архитектуры домами левый, восточный берег Великой реки и взметнулись ввысь на полуострове, который здесь образует делающий петлю Тигр — высотные корпуса Багдадского политехнического, сильно похожие на здания Московского университета. Уже ревут над городом моторы Юнкерсов, Сикорских, Дугласов — открыт международный аэропорт Багдада. Город полон чужих, разноязыких людей. Они суетятся, разгружают поезда, перекладывают груз на баржи, которые сплавляют грузы вниз по течению Тигра. Сидят в забегаловках, учат язык, болеют от местных болезней и лечатся, поют непривычные арабскому уху песни. Пытаются учить кого-то своему языку и тому, как делать нужную им работу.
Нефть…
Ее нашли южнее, в Басре, восточной Венеции, которая тоже перестраивается, и восточнее, по обе стороны границы с Персией, вассалом Российской Империи, сей шах носит звание полковника русской армии, командира Персидской Казачьей Бригады. Про то, что нефть здесь есть — знали. Но только когда за дело взялись инженеры, выпестованные в Баку — только тогда стало понятно, сколько ее здесь, этой нефти.
Как показали исследования — Басра буквально плавала на нефти. Бурение — уже дало восемь фонтанирующих скважин. А ведь поисковые экспедиции — уже нашли нефть и севернее, там, где дышащая адским жаром пустыня переходит в поросшие лесом предгорья, там, где живет своеобразный курдский народ — многие из которых уже приняли православие. Нефть должно быть будет и там — и значит, и там скоро будут бетонные дороги, аэропорты, стальные магистрали, удобные, европейские города с водой из скважин
[92]. Обязательно все это будет…
Но не всем хочется, чтобы это было.
Трясут бородами великие шейхи — дети уходят в города, дети забывают традиции предков, дети перестают говорить на родном языке. Русские заставляют всех подчиняться закону, жестоко наказывают за набеги — основу жизни бедуинов. Стальные трубы — протягиваются по пустыне, чтобы качать черную кровь этой земли. Русские бурят колодцы — и тем самым обесцениваются старые естественные оазисы, за обладание которыми бились в кровь поколения предков. Русские прокладывают дороги — и вот, пустыня уже не та, что прежде. Русские орошают земли, отводят землю из болот близ Басры и приводят ее на поля, где до этого их не было
[93] — и все больше арабов оседает на земле, забывая, что их дом — пустыня, а их крыша — звездное небо.
