Отлепила полоски пластыря, размотала пелёнку. Под ней красовался свежий укус – след хищных клыкастых челюстей. Приглядевшись, я понял что это просто свежая татуировка. Реалистичности добавляла естественная припухлость травмированной иголкой кожи.
Алина бережно завернула руку пелёнкой, закрепила её пластырем.
– Давай сюда, – она снова взяла коробочку и наконец открыла. Воцарилось молчание.
– Если не нравится, – хрипло воскликнул я, – можешь выкинуть!..
– Почему же, очень нравится, – сказала снисходительным тоном. – И сколько ты за него отдал, позволь узнать?
– Какая разница? Это мой подарок тебе на Новый год!
– А я думала, ты предложение делаешь, – потянула разочарованно. – Да вот же ценник-то. Ого! Двадцать три семьсот!.. Володя, тебе деньги некуда девать?
Я репетировал нужные слова два вечера, стоял перед зеркалом, оттачивая мимику, интонации. Но всё в один момент вылетело из головы. Голос звучал глухо и как-то неуверенно. Вдобавок навалилось неожиданное косноязычие, я с трудом двигал мысль, перемежая фразы всякими несвойственными мне “как-то так”, “короче”, “по ходу”. Суть сводилась к тому, что я очень люблю её и хочу, чтобы мы были вместе. Лучше всего нам пожениться и уехать подальше, желательно в Рыбнинск. Я буду работать, пойду учиться на юридический заочно…
На слове “Рыбнинск” Алина недобро заулыбалась.
– А не хочешь в Рыбнинск, поедем в Москву!
– В этом, кстати, ты похож на Никиту, – сказала. – Он тоже всегда начинал с меньшего, а когда видел, что не прокатывает, повышал ставки.
– Ничего я не повышаю. Просто предлагаю варианты!.. Рыбнинск, может, и провинция, но тихий, добрый городок. Там ты успокоишься и забудешь про то, что умерла…
– Если бы всё было так просто! Наивно думать, что если ты наркоман в Москве, то, переехав, к примеру, в Мурманск, перестанешь им быть.
– А вот тут я не согласен, – начал я и замолчал, потому что Алина знаком попросила о тишине.
– Володя, мне лестно, что ты не мямлишь, а конкретно предлагаешь семью и заботу. Похвально, что с юных лет у тебя высокий уровнь моральной ответственности…
Это больше напоминало не увертюру согласия, а прелюдию к вежливому отказу. В груди заныла, засвистела тоскливая пустота.
– Но при этом твоя ответственность находится в крайне незрелом состоянии. Вот как ты, мой дорогой романтик, планируешь нашу жизнь в Москве? На что мы там будем жить?
– Работать пойду.
– Куда и кем? – спросила насмешливо. – Охранником, ночным сторожем, курьером? Разносчиком пиццы и заразы?
– Выучусь на машиниста метро, – пролепетал я. – У них зарплата шестьдесят тысяч…
– Надо же… А пока ты будешь учиться, на какие шиши снимать квартиру? Со мной ведь жить непросто. Я грустно устроенная девочка. Ты погрязнешь в болоте моего вечного уныния. Кроме того, мне необходим комфорт. Уже через неделю проживания где-нибудь в Хуево-Кукуево, а другого места с тобой не светит, я тебя с костями сожру! Ты это хоть понимаешь?
– Поэтому я и предложил сначала поехать в Рыбнинск.
– Замечательно! И проживать в одной квартире с твоей бабушкой, я так понимаю? Или с отцом?
– Необязательно, – сказал я, пламенея щеками, – там аренда дешёвая.
– И соответствующие заработки!
Мне почему-то было стыдно, хотя по факту я не сделал ничего безнадёжно глупого. Просто последовал совету киношного коротышки – внёс определённость. Я и сам уже осознал всю обескураживающую Алинину правоту и хотел только одного – чтобы побыстрее закончился этот унизительный разговор. В мыслях я набивал вещами сумку, спешил на вокзал, отчаливал в Москву ближайшей электричкой, а оттуда плацкартом домой.
– Я, разумеется, оценила неосмотрительную щедрость твоей натуры, – Алина выразительно кивнула на колечко. – Но при этом нам нужно ещё поменять стекло в машине! И зуб тебе надо сделать. Нельзя щербатым ходить. И на всё нужны деньги. Которых у тебя нет…
Сначала мне показалось, что я ослышался. Но Алина определённо сказала – “нам”.
Отважился и поднял наконец глаза на Алину. Она улыбалась:
– Поэтому предлагаю не совершать резких телодвижений и остаться в Загорске. Это всё-таки мой город. Тут есть и жильё, и работа. И я всё равно добьюсь своего, открою похоронный дом. Ты готов мне в этом помогать?
Перехватило дыхание. Похоже, карликовый толстяк из бунгало не подвёл. Это не было, конечно, безоговорочным “да”, но и не являлось категоричным “нет”.
– Готов! – сказал я. – Только я же пообещал Никите, что уеду. А сам уже почти неделю тут сижу.
– Тебе не похуй, что ты кому-то пообещал?! Ты за два месяца приобрёл здесь знакомства с влиятельными людьми. Тот же Мултановский далеко не последний человек в местной похоронке. Он тебе, между прочим, обязан.
– Я дал слово! Меня и так совесть мучит!
– Володя, ты замуж зовёшь или истерики по поводу Никиты закатываешь?..
Но мы не поссорились. Алина благосклонно приняла колечко и осталась на ночь. Мы лежали, она змеино нашёптывала мне:
– Вот объясни, с чего ты решил, что Никита к тебе хорошо относился?
Я задумался:
– Он много рассказывал о детстве, о каких-то тайных переживаниях. Такое только близким говорят.
Алина театрально закатила глаза:
– Не обольщайся насчёт Никиты. Ты ему нахер не был нужен. Только разобраться насчёт бетона. Он тебе вообще, если хочешь знать, дико завидовал. Ревновал к отцу. А ты будто слепой! Не замечал простейших вещей.
– Да чего ему ревновать-то? – я удивился.
– Ну как чего? Отец развёлся с его матерью…
– Так он и с моей разошёлся.
– Не скажи, разница большая! Ты всё-таки в полной семье воспитывался, и после развода у вас связь не прерывалась. Вы постоянно общались, а Никита – от случая к случаю. Он тебя и на работу взял, чтоб самоутвердиться – дескать, я вырос один, всего сам добился и теперь помогаю моему бестолковому младшему брату…
– Он не тронул мои часы, – привёл я самый железный аргумент. – Хотя мог бы…
Алина тихонько засмеялась:
– У меня реально ощущение, что я нахожусь в каком-то эпизоде из Тарантино – очередной наворот истории с часами. Я тебе объясню, почему он их не разбил. Вовсе не из сострадания. Твой любимый Шопенгауэр, – она хитро прищурилась, – когда-то сказал, что в минуту смерти эгоизм претерпевает полное крушение. Проще говоря, в Никите взял и исчез тот, кто собирался разбить твои часы.
– Ага! – с горьким торжеством воскликнул я. – Значит, ты полагаешь, что он умер?
– Просто допускаю, что Никита такой же мнительный идиот, как и ты!
– И вот что теперь с ним? Телефон выключен. Где он может быть?
