– Нет, я не из комбината. Но вообще приехал с ними. А вы кто?
– В больнице работаю, – ответили мне. – Надеюсь, не испугала вас. А то гаркнула, как взбесившаяся вахтёрша…
– Вот ещё! – воскликнул я с вызовом, хотя сердце колотилось, словно игральные кости в стаканчике.
Чуть поскребли по железу:
– Вы где?
– Здесь, – я прислонился к забору и с некоторым усилием раздвинул листы. В просвете на миг показались бледные кончики пальцев с коротко остриженными ногтями:
– Привет, таинственный незнакомец!
– Привет, – поздоровался я быстрым прикосновением. – Как вас зовут?
– Маша… Или Мария. Или Мария Викторовна. А вы?
– Володя. Или Владимир, – в тон ей ответил я. – И по совместительству – Владимир Сергеевич.
– Очень приятно, – в интонациях чувствовалась улыбка. – На самом деле, Владимир Сергеевич, вот прямо напротив вас находятся врата, ныне потайные, потому что их загородили забором. А вашим коллегам, насколько мне известно, нужно срочно попасть в судебно-медицинское отделение.
– Откуда вы знаете?
Невидимая фыркнула:
– Вы тут шороху навели на всю больницу. Меня заведующий из патологоанатомического к вам потихоньку отправил, указать запасной путь. Представляете, пришла, а тут, оказывается, забор. Я только сейчас поняла, что они это специально сделали. Гапоненко у нас восьмой год главный по хозяйству. Давно начал больницу благоустраивать, правда, на свой лад. Вот и упрятал калиточку от посторонних глаз подальше.
– А здесь тоже его участок?
– Нет, конечно. Только прачечная и котельная. Я думаю, вы бы лучше созвонились с кем-нибудь из ваших, чтоб они пришли с инструментом. Нужно ликвидировать этот фрагмент забора. Только желательно всё делать тихо – повсюду рыщет какая-то военизированная охрана. Раньше их не было.
– Сначала сам попробую, – сказал я. – Маша, то есть Мария Викторовна, вы отойдите на всякий случай.
– Ага, – прозвучали лёгкие и хрусткие шажки. – Убралась. Приступайте…
Я ощупал пальцем чуть зазубренную кромку листа. Перчаток не было, и вообще не помешал бы клин, чтобы как-то зафиксировать щель. Я вынул припрятанную дубинку. Литая её резина выглядела довольно прочной, но я, поразмыслив, благоразумно дубинку отложил: она реально смотрелась грубым фаллическим протезом – казённым, как деревянная нога, а мне совершенно не хотелось нервировать незнакомку, которая собирается нас выручить.
– Вы врач, Мария Викторовна? – спросил я, прикидывая, как лучше подступиться к забору.
– Не совсем…
– Фельдшер?
– Быстро же вы меня вывели на чистую воду… Я младший медицинский работник, – вздохнула. – Так что зовите меня просто Машей.
– Договорились! – ответил я. – А вы меня – Володей!.. Значит, вы медсестра?
– В некотором смысле…
Я натянул манжеты толстовки, чтобы хоть как-то уберечь ладони от порезов. Затем протиснул пальцы под волну гофры и с силой рванул лист на себя. Он, заскрежетав, поддался, и проём чуть увеличился.
– А сколько вам лет, Володя?
– Двадцать!.. – я навалился коленом на соседний лист, вминая его поглубже.
– Вы сильный! – воскликнула Маша. – И очень юный…
Я в свою очередь решил, что спрашивать девушку о возрасте невежливо, и сосредоточился на задаче.
Гапон не поскупился на качественный профнастил – сталь оказалась упругой и не желала гнуться или ломаться. Я отступился в поисках подручного материала, но ничего подходящего на глаза не попадалось.
– Мария Викторовна! То есть Маша, – поправился. – А нет ли у вас поблизости какого-нибудь обрезка трубы, железки или же доски – любое, что можно использовать в качестве рычага. Строители наверняка что-то бросили.
– Сей момент… – она покладисто отозвалась. – Тут довольно-таки темно. С вашей стороны фонарь на ладан дышит, а у меня в распоряжении только слабо мерцающий экран моего телефона мощностью в три светлячка…
Я обратил внимание, что практически с начала нашего знакомства улыбаюсь.
– Маша, – сказал я, пользуясь очередной передышкой. – Вы используете очень забавные слова. Ну, не в смысле, что они какие-то неправильные. Просто звучат неожиданно.
– Благодарствуйте… – степенно произнесла Маша. – Я не знаю, зачем так говорю. Мне самой смешно… Ой, вы прямо Самсон, раздирающий пасть забору! Я бы уже смогла пролезть! И застрять, как глупый медведь…
– Что за медведь? – веселясь, спросил я.
– Сказочный. Которому хитрый мужик лапу в пне защемил… Володя, здесь нет никаких полезных ископаемых. Пойду изучать окрестности.
– Давайте. А я пока попробую снизу угол оторвать!
– Не пораньтесь только!
– Я осторожно! – пообещал, снова подтянул уже слегка ободранные манжеты, вцепился в нижний край листа.
С десяток раз крепко дёрнул. Лист рявкнул и порвался, покосившийся саморез остался торчать в стальной лаге.
Я разогнулся, чувствуя, как на спине, плечах выступила приятная испарина от сделанной работы.
– Почти готово! – отчитался я.
Потом ещё какое-то время гнул, заворачивал, плющил отогнутый угол, чтобы получилось что-то наподобие входа в вигвам. Я подобрал дубинку и спрятал её за пояс, прикрыв бомбером:
– Маша, иду к вам!..
За забором никого не оказалось. Я стоял в одиночестве на шишковатой асфальтовой дорожке, уходящей куда-то между кустов и деревьев. Вдоль забора из земли торчали один за другим узкие металлические столбики – опоры прежней ограды в зарослях иссохшего бурьяна. Справа виднелась серая стена какой-то постройки, прачечной или котельной, а за ней метрах в тридцати начиналась больничная улочка и яркие окна какого-то корпуса, только свет почти не дотягивался до бывшей калитки, а наружный фонарь горел в четверть накала.
– Маша, – позвал я. – А вы где?!
– Тут, – откликнулась из-за деревьев. – Иду…
Она появилась на дорожке – высокая, тонкая. На ней было серенькое пальтецо, под которым белели полы врачебного халата. На голове натянутая почти до бровей вязаная шапочка.
С виду Маше было лет семнадцать, но, скорее всего, это появившийся из облаков месяц вымолодил ей лицо.
– Что вы на меня так взираете? – спросила она задорно и смущённо. – И не вздумайте посмеяться над моими валенками! Но просто там, где я работаю, дико холодный пол, просто ледяной… Держите, вот вам брус, – усмехнулась. – Вылез…
– Кто вылез? – не понял я.
– Брюс Уиллис! Мне в детстве так слышалось – Брус Вылез… Осторожно, он занозистый. Зазнобистый…
Я принял из Машиных рук холодный деревянный обрубок.
