– В старинном луизианском поместье… В родовом поместье, где терраса увита плющом, а в саду растёт чертополох, йо-йо… В просторной гостиной, где шкафы ломятся от старых книг… В гостиной, где прислуживали мои прадеды, чёрные, как дёготь, чёрные, как вакса, йо-йо… За круглым семейным столом сидели mademoiselle Анабель, белая, как облако, massa Уильям, белый, как песок, massa Джордж, белый, как мел… И я, старый верный nigga Том, чёрный, как сажа, чёрный, как уголь, йо-йо…
Как ни странно, насморочный тембр переводчика совершенно не мешал песне, даже, наоборот, воспринимался уместным подголоском.
– Что они делали за круглым столом, при свечах, чёрных, как ночь, чёрных, как нефть, йо-йо?.. Что они делали, mademoiselle Анабель, белая, как мука́, massa Уильям, белый, как сахар, massa Джордж, белый, как соль, йо-йо?.. Раскрыв древнюю пыльную книгу, они вызывали Сатану…
Багряные рыбьи потроха шлёпались в таз, охранник подливал себе виски, а Троцкий во все глаза слушал.
– Они пели непонятные слова из книги, чёрной, как земля, чёрной, как плесень… Они смеялись и пели, mademoiselle Анабель, белая, как стена, massa Уильям, белый, как простыня, massa Джордж, белый, как саван, йо-йо…
Напряжение в кадре нарастало, хотя внешне всё оставалось спокойным. Быкообразный охранник тянул алкоголь, негр умело потрошил очередную рыбину. Менялся только близорукий ужас в круглых очках еврейчика.
– Будто ветер дохнул с гнилых болот и погасил свечи, йо-йо… И послышалось Его мерзкое бормотание… Им предстал Сатана, красный, как гнев, красный, как кровь, с перепончатыми крылами, хвостом, как двуострый шип, йо-йо… Он разорвал на клочки mademoiselle Анабель, белую, как снег, massa Уильяма, белого, как луна, massa Джорджа, белого, как бумага, йо-йо…
Что-то стукнуло, дверь настежь распахнулась. Грянули выстрелы, повалившие охранника. Заверещал, рванулся вместе со стулом Троцкий. Негр от неожиданности выронил в таз полудохлую рыбу, она выплеснулась из него вместе с кишками и затрепетала на полу. Было тихо, лишь поскрипывали доски под чьими-то шагами…
С еврейчика от падения слетели очки. Лёжа на боку, он часто и подслеповато моргал, приглядываясь к шикарным остроносым туфлям, что приближались к нему.
– …и с тех пор в поместье живу только я, старый nigga Том, чёрный, как ворона, чёрный, как сердца белых людей, йо-йо… Белых, как снег, белых, как соль, белых, как сахар… – возобновил песню негр, кровавой рукой поймал трепещущую рыбу.
Ролик закончился.
И бесконечный этот день тоже закончился.
