И вдруг что-то произошло – сдвинулось и резко помрачнело. Это погасли разом фонарь, похожий на обгоревшую спичку, и ближние пятиэтажки. Через несколько секунд они снова зажглись – далёкие окна, фонарь, но свет в них необратимо поменялся – сделался синим, напрочь лишённым всякого жёлтого тепла.
– И что теперь? – спросил я. – Не больно будет умирать?
– Чего захотели! Чтобы не больно было – учиться надо. Люди на это всю жизнь кладут. Погодите-ка, Володя…
Я собирался уже протянуть руку для прощания, но вместо этого захлопнул дверь.
Голос Дениса Борисовича обрёл учительскую строгость:
– Я считаю, что для вас разумнее всего принять предложение Аркадия Зиновьевича. Вы не желаете в бригадиры землекопов. Понимаю. Но есть и другие варианты.
– Заведующий кладбищем? Так кто ж меня возьмёт?!
– Кладбище – самое малое, Володя! Заурядная бюрократическая должность. В настоящий момент функции похоронного служащего необычайно расширились. Если раньше добрая услуга ограничивалась исключительно погребением, то теперь на нас возложена новая, а точнее, хорошо позабытая старая миссия. Для нынешнего общества мысли о смерти – тягость и спам. Чего хочет обыватель? Сервиса! Чтобы всё сделали вместо него!
– По возможности, даже умерли, – добавил Глеб Вадимович.
– Саму же смерть, целиком и без остатка, общество переложило на наши плечи – мол, пусть ею занимаются специально обученные люди, которые получают за это деньги. Так вот… Помимо регламентированной утилизации тела, Володя, мы ду-ма-ем смерть вместо других! И это работа, с которой вы способны управиться. При должном усердии, разумеется. Рыть же могилки и торговать сопутствующим товаром могут многие…
– А зачем её думать?
– Хороший вопрос! – Денис Борисович энергично кивнул. – Давайте забудем всё, что мы тут наболтали за последний час, абстрагируемся, так сказать, от всей философской мишуры. И что мы увидим в сухом остатке? Смерть в современном обществе присутствует как экзистенциальная проблема – “ой, я умру!”, и в качестве рефлекторного действа по поводу смерти ближнего – “как нам побыстрее от него избавиться?”. Из таинства, из события знакового и сакрального смерть превратилась в один большой “упс!”, в конфуз, который нужно побыстрее устранить, вымести из избушки коллективного сознания и быта!
– Отсюда и трансформация в восприятии топоса кладбища, – Глеб Вадимович положил свои маленькие ладони на руль. – Из области памяти оно становится местом забвения.
– В традиционной культурной парадигме смерть была не биологическим фиаско, а инициацией и онтологией. Покойник являл собой концентрат религиозных, семейных, этических и прочих ценностей. Но мы же строили не общество погребения, а потребления и несмертной казни. И в новом мире ценность мёртвого подверглась тотальной девальвации. Смерть в современном представлении – это зрелище, медийная спекуляция или же абсолютное банкротство. Кладбища больше не области памяти, а гарлемы, социально-метафизические гетто. Покойник – это тот, кто проиграл, потому что умер. Перефразируя известный американизм: “Если ты такой умный, отчего такой мёртвый?” В мире по факту не один золотой миллиард, а семь. И сто или больше миллиардов лузеров – те, что покоятся в земле! Раньше смерть была непостижимой необратимостью, загадкой и ужасом, благом и отчаянием…
– Героическим актом, – подхватил Глеб Вадимович. – Все покойники – герои! Можно и чуть иначе сказать. Каждый человек хотя бы раз в жизни совершает героический поступок – умирает!..
Денис Борисович кивнул:
– А теперь смерть потребляют как медиапродукт и максимально игнорируют как социальный институт. А ценности?! Что делать с ними?! Они же гарантия метафизической стабильности общества! В прежние времена государство всегда стремилось держать смерть под своим контролем, а теперь она пущена на самотёк. Ничья смерть, смерть вытесненная…
В этот момент Глеб Вадимович дважды посигналил – первый раз резко, второй протяжно. Денис Борисович, надо отдать ему должное, и бровью не повёл, но замолчал и посмотрел на Глеба Вадимовича с удивлением. Лицо у того сделалось озорное и помолодевшее.
Денис Борисович, общаясь со мной, сидел спиной к событиям снаружи “майбаха”. Я же, пока слушал, наблюдал попутно мужика, что стоял ранее возле киоска. Он по шажку приближался к нам – домашнего разлива, возрастной алкаш. Верхняя одежда на нём была забавно перекручена вбок, меховая шапка чудом удерживалась на затылке, как бескозырка.
Он был буквально в полуметре от нас, когда Глеб Вадимович дважды шарахнул по гудку. Мужик с перепугу выронил чекушку, шапка тоже упала. Он постоял, колыхаясь, затем шатко присел на корточки, поднял бутылку, облезлую шапку и, бормоча что-то, медленно поковылял прочь. Оглянулся. Не нужно было уметь читать по губам, чтобы понять, что нас кроют отборным матом.
– Прошу прощения, Денис Борисович, – извинился Глеб Вадимович. – Дико раздражает нездоровый интерес быдлованов.
– На чём я остановился? – спросил Денис Борисович.
– Что есть такая профессия – думать смерть за других, – напомнил я. – Кстати, как она называется? Думатель смерти?
– Это голливудские стереотипы в вас говорят, – Денис Борисович усмехнулся. – Хотя название неплохое. Жреческое, сакральное – “думатель”! Но называется всё намного прозаичней – похоронный менеджер третьего квалификационного уровня. По общеевропейскому стандарту: “ритуальный сотрудник старшего звена”. Требуемый уровень профессионального образования соответствует учёной степени бакалавра, а занимаемая должность – заведующий кладбищем или крематорием.
– Бакалавра… – завистливым эхом повторил я, разглядывая медленную спину уходящего мужика. – Так это как минимум в вузе учиться надо…
Денис Борисович, наверное, и не подозревал, какую рану тронул, какую мечту разбередил. Мне ведь очень хотелось поступить в институт, начать нормальную учёбу, а не ошиваться могильным разнорабочим.
– Надо, – он подтвердил. – Только российские вузы пока не готовят специалистов похоронного дела. Но зато есть курсы от Корпорации похоронных предприятий!
Надежда как вспыхнула, так и перегорела, словно бракованная лампочка.
– Курсы… – произнёс я, не в силах скрыть разочарования.
– А чего так кисло? Попасть на них, поверьте, весьма непросто, – сказал Денис Борисович. – Исключительно по собеседованию. Которое, считайте, у нас с вами только что состоялось.
– И ещё платные, небось?
– Разумеется! – отозвался недовольно Глеб Вадимович. – И стоят немалых денег, между прочим.
– Ну, и зачем мне это?
Чуткий Денис Борисович прищурился:
– Вы, конечно же, слышали про университет Натальи Нестеровой? Нет? Странно. Борды по всей Москве. Милейшая шарашкина контора, негосударственная альма-матер всех бездельников и оболтусов, что провалили вступительные в обычные столичные вузы. Поэтому там экзамены в августе. Но суть не в этом. Они преподают по общим учебным схемам, что обычные учреждения, выдают дипломы государственного образца. И при этом открыты к сотрудничеству. Наши слушатели по окончании кроме сертификата компетентности получают попутно “нестеровский” диплом бакалавра со специализацией в области, допустим, гостиничного дела и туризма…
