– Интим не предлагать! – хохоча, подхватил Гапон. – Ты ему, Танюх, массаж лучше сделай!
Таня шутливо насупилась:
– Я, между прочим, не массажистка, а жрица любви…
– Жрица булок ты! – обрадовался Гапон. – Нажрала себе булки!
И опять что-то горькое колыхнулось у меня в душе, что даже шутки у нас с Гапоном одинаковые.
– Я могу массаж сделать, – уверенно тряхнула чёлкой соседка Венеры. – Я курсы специальные заканчивала.
Гапон ущипнул её за крепкую ляжку.
– Не подскажете, как добраться до станции Щёлковская?! – полез ей рукой в трусы.
– А-тях-тях, Щёлковская!..
– Чё, правда только массаж сделать? – Таня вздохнула, поднялась. – Ну пойдём.
– Давай, Володька! – подбодрил Гапон. – Не менжуйся. Помнёт тебя Танюха, расслабишься. Можешь не драть её, она не обидится…
“О-би-дит-ся”, – сказала беззвучно, одними губами, Венера и улыбнулась.
– Тайский массаж пусть сделает! – прокричал Дмитрий Ростиславович.
– Володь, погоди, знаешь, как это? – остановил меня вопросом Гапон. – Тайский?
Я оглянулся на стол: Капустин пламенел и скорбел лицом; через два стула от него Викуся-“скелетик” сперва распустила водопадом свои длинные волосы, а потом с паучьим проворством снова заплела на голове гульку-зиккурат; подленько щурился Иваныч, словно провожал меня в западню…
Гапон, лапая под столом Венеру, пояснил:
– Тайский – это когда баба голая пиздой по тебе елозит. Присасывается, как вантузом! И чвак-чвак-чвак!..
– А-тях-тях, вантуз!
– Вэ! Дэ! Вэ-э-э!
И зелёная дверь-льдина наконец-то закрылась за нами.
*****
Каблуки Тани звонко выцокивали по плитке – словно игровой автомат сплёвывал жетоны в лоток. Кафельные стены тоже покрывали восточные мотивы, и сам коридор, напоминая орнамент, дробился на комнатки без дверей. Вход в каждую заворачивался улиткой, как в пляжных кабинках для переодевания. Тянуло хлорированной водой. Наверное, впереди располагался бассейн.
Таня уверенно завела меня в закуток – микроскопический гостиничный номер. Там умещался круглый красный диванчик, сложенный из мягких блоков, тумбочка, на которой стояла стеклянная бутылка с минеральной водой. Из белой стены с одной стороны выступал маленький умывальник, а с другой торчали крючки для одежды, похожие на игрушечные носорожьи морды. Точно два глаза замурованной рептилии, жёлто пялились круглые светильники. На полке стопкой лежали несколько полотенец и комплект запакованного белья – как в поезде.
– Садись, – пригласила Таня. – Пожамкаю, так и быть. Точно больше ничего не надо?
– Точно.
Я повесил на крючок за капюшон свою толстовку, потом, чуть подумав, стянул и футболку. Присел. Поверхность дивана оказалась мягкой и продавленной. В открывшейся щели (изнутри тоже красной и от этого какой-то постыдной, словно в ней таился намёк на прочие “щели”) виднелись мусорные крошки и обёртка от использованного презерватива.
Таня скинула халатик, с каблуками влезла на диван. Чуть повозилась, затем опустила мне руки на плечи, начала мять:
– Норм?.. Или сильнее?
Спиной я чувствовал две равноудалённых щекочущих точки, двигающихся синхронно. Догадался, что это Танины соски. Значит, это она, когда возилась, сняла купальник.
– Пресыщенные вы сделались… – произнесла она уверенно. – Это всё из-за порнухи.
– А при чём тут порно? – я чуть откинулся назад, чтоб лучше чувствовать скольжение сосков по коже.
– Не знаю, вдруг вам уже только дрочить нравится. Или что-то извращённое… Миленка рассказывала, что один её клиент всё время просит, чтоб она надевала школьную форму и пионерский галстук.
Мне стало смешно:
– Да на неё хоть подгузники надень и дай в руки погремушку, она всё равно будет огромная бабища!..
– Тут ты не прав! – Таня заглянула мне через плечо. – Она очень востребованная.
– Да ладно!
– Представь себе. Кстати, Миленка ещё великолепная няня, кроме прочего! И её услуги весьма недёшевы.
Я вспомнил Дмитрия Ростиславовича, его руку, шарящую между жирных ляжек Милены, и решил, что Таня, пожалуй, разбирается лучше в этих вопросах.
– Слушай, а может, тебе нравится, когда групповуха? – Таня поменяла позу и села так, что её ноги обхватили меня, словно мы катили на мотоцикле.
– Не знаю, не проверял, – сказал я, разглядывая лиловые синяки на её ногах-окорочках, подсохший след пластыря на растёртой лодыжке, коротенькие пальцы, похожие на ядовитые грибы.
– Я вот считаю, что это плохо и сильно вредит отношениям, – рассудительно сказала Таня. – Лет десять назад была у меня подруга Юлька, Юльчиха…
– Крольчиха, – я наконец оглянулся. Груди были чуть обвисшими. – Ты мять-то будешь?
На самом деле мне нравилось, что она халтурит с массажем.
– Буду, – вздохнула Таня.
Упёрлась в мою спину кулачками и начала слабосильно их ввинчивать:
– Короче, проживала Юльчиха у своего стра-а-ашного мужика, а мы, её подружки, хотели, чтоб она с ним рассталась, потому что она молодая и красивая, а он уёба. И вот я к ним приехала в гости, а у них оказалась какая-то бормотуха, с которой я поплыла, естественно. А Серёжа включил кино про школьниц…
– Порно?
– Эротику. Там девчонки снимали мужиков в торговых центрах. Ни здрасьте, ни как зовут, а сразу: “Если я тебе отсосу – купишь мне джинсы?” Одна трахалась за повязочку на голову.
От нежной щекотки её сосков у меня чуть не лопалась ширинка. Было совестно перед Алиной, что мы только вот расстались, а я уже провожу время с проституткой. Но я успокаивал себя, что несколько часов назад меня вроде как избавили от всех обязательств.
– А потом мне захуёвело! Да так, что я чуть не сдохла в туалете, и Юльчихе тоже херово было. Серёжа нас умыл, уложил пьяных в кровать, а сам примостился, хитрюга, между нами. И типа мы все уснули. Прикинь, я лежу на боку, чтоб не видеть его противную харю, а этот придурок пыхтит, но старается не раскачивать матрас, чтоб Юльчиху, значит, ненароком не разбудить…
– Но разбудил? – проницательно спросил я.
– Ага. Потому что он мне ещё что-то нашёптывал в процессе и всё пытался усосать, а я помню, что ответила… До сих пор ржу!.. Сказала, что целуюсь только с любимыми или за деньги. Вот… Юльчиха, конечно, проснулась, Серёжа тут же ринулся на неё, чтоб это не было похоже на измену. Всё, я устала… Володя, может, я тебе лучше отсосу?
– Да не надо, – промямлил я, втайне надеясь, что она меня как-то уговорит.
– А если тысчонку накинешь, то и без резинки! – потянулась ко мне. – А что тут у нас такое твёрдое… Боже, что это!
