У меня с недавних пор появился новый любимец (подкинул Толик Якушев) – жэжэшное сообщество “Карпет Райз”, остроумно воспевающее уютное мещанство советского ковра: затрапезные пьянки, хоум-эротика – и всё на фоне “Его Ворсейшества”. Я пересылал пару раз “коврики” Алине, но она мой выбор не одобрила.
– Чёт какая-то прыщавая хуйня для дрочеров, – заметила пренебрежительно. – Лучше-ка сюда загляни. Вот уж где макабрище!
Алина на просторах рунета отыскала ресурс, собирающий персональные страницы умерших людей. Сотни ссылок на замершие печальные блоги, которыми она зачитывалась. Алина пыталась и меня на это подсадить, но я не загорелся идеей “нового способа обживания смерти” – так пояснял коротенький и бравурный манифест “Мёртвого Журнала, или Кибер-кладбища будущего”.
Я пробежал его по диагонали – толковый и умеренно заумный. Там говорилось, что, как и реальное кладбище из земли, костей, надгробий, виртуальное кладбище тоже обязано провоцировать посетителей на рефлексию перед лицом вечности, но специфика киберпространства порождает дополнительный парадокс (анонимный автор манифеста называл его фишечкой).
Фишечка заключалась в том, что виртуальный кладбищенский гибрид привносит в киберпространство смерть, но одновременно сохраняет дистанцию с реальным кладбищем. Поскольку основным критерием присутствия в сети является презентация себя как социокультурного “Я-проекта” – интересы, вкусы, человеческое окружение и тому подобное, – то виртуальное кладбище становится местом не только рефлексии, но и эстетической самоидентификации. А на фоне отмирания традиционных кладбищ как мест памяти ещё и возрождает иллюзию на бессмертие хотя бы в форме бесконечного текста:
Режим пост-мортем вводит в новый культурологический контекст непритязательные домашние странички ничем не примечательных сетевых обывателей, а смерть трансформируется, симулируется, как бы проживается в жизни. Так смерти возвращаются утраченные публичность и эстетизм. Кроме этого налаживается интерактив – специфика виртуального кладбища позволяет и поощряет общение посетителей и покойников. Посетитель получает уникальную возможность репрезентировать себя в мёртвую реальность – к примеру, он может оставить на странице комментарий или даже напрямую обратиться к умершему владельцу. При этом не исключается возможность получения ответа с того света, ведь по сути не важно, кто и под каким ником тебе напишет, случайный посетитель или владелец-мертвец.
Дальше уже шла пафосная чушь про надгробия-мониторы, успешно противопоставляющие себя архаической записи на камне, мол, компьютер обрёл наконец надёжность гранита…
Алина, помню, ныла: вот, спёрли её гениальную идею с надгробием-плазмой. Я успокаивал, что манифест имел в виду нечто другое и к реальному кладбищу не подступался – никакого бизнеса, чистая философия.
И всё бы ничего, но ссылки-то вели на реальные страницы угасших от болезней пользователей, которые день за днём, фальшиво бодрясь, информировали окружение о своей прогрессирующей немощи, а однажды просто замолкали: самоубийцы, жертвы несчастных случаев на отдыхе, просто павшие в бытовых городских катаклизмах люди.
Исчезали одинаково – без предупреждения, и лишь сторонний посетитель давал понять, что человека уже нет. Тогда лента полнилась десятками анонимных “R.I.P.”, “земля пухом”, грустными песнями из ютуба. Попадался и “интерактив” – кто-то, науськанный манифестом, оставлял свои личинки-комментарии, пытаясь заглянуть в потустороннее, а оборотень-интернет охотно прикидывался контактирующей смертью – отвечал.
Сложно представить, но я действительно ощущал, что все повстречавшиеся мне за последнее время мертвецы – не ровесники своему и моему времени, хоть я каким-то образом и стал невольным свидетелем их кончины. Смерть будто сразу выпиливала их из настоящего и надёжно погружала в безличное прошлое. Но не так было с этими “живыми” страницами. Они разили противоречием. Я видел мертвецов, застывших в прогрессе и в настоящем времени, точно мошки в жидком, сочащемся янтаре. И в этой длящейся непогребённости таилось что-то неправильное, даже кощунственное, но что именно, я не мог объяснить – ни себе, ни Алине.
Чтобы расслабиться, я полистал сначала ленту “Карпет Райз”, потом отважился на несколько комментов: поставил каноническое “ковроугодно” под фотографией полураздетой девчушки на фоне гобелена с медведями, потом удачно ввернул про “жриц чипсов” под пивным застольем трёх красноглазых бабищ. А в заключение вообще выдал экспромт на шерстяное, в геологических свитерах, семейство, потерявшее от пьянства всякий облик: “Блядских уродов союз меховой”, и даже сорвал аплодисменты в ленте.
Шутка, впрочем, была на три четверти Никитина. Он подвозил меня домой после моего боевого крещения в Первой городской, и по радио как раз грянул полуночный гимн. Никита съязвил по поводу нового текста: “Бля, ты слышал, чё они поют?! Блядских народов союз меховой?” – и я мучительно хохотал, трогая языком разбитые губы, солёные от выступившей крови…
Успех воодушевил, я заглянул на собственную страницу “pavlik_mazhoroff” и запостил:
Каждый человек должен быть свободен и иметь не менее трёх рабов. © Аристотель
Вор должен сидеть в тюрьме и иметь не менее трёх пидарасов. © Япончик
А потом пришла Алина, и всё произошло так быстро, что я и не понял, как оказался на улице с сумкой, впопыхах набитой скомканными вещами.
Ситуация вышла из-под контроля на вопросе:
– Тебе что, совершенно похуй, что со мной будет?! – сразу после того, как я описал встречу в “Гробусе”, повешенный на меня долг и подставу Гапона. Про обидное сравнение с пустой бутылкой-приставалой я умолчал, хотя тянуло пожаловаться.
Алина слушала с полнейшим равнодушием. Только бросила:
– Предупреждаю заранее, я никуда отсюда не поеду…
– То есть тебе вообще на меня наплевать? Да? Так?..
Зажав в зубах сигарету, на которой покосился столбик пепла, она положила обе ладони на стол. Ногти у неё были ультракрасного цвета, такие яркие, что казалось, будто пальцы растопырены, как два взрыва, нарисованных ребёнком. Смотрела и молчала.
– Ты просто самая большая эгоистка, которую я встречал… – пробормотал я, разглядывая этот ослепительный маникюр.
Алина, вместе с демоническим смешком, выдохнула из ноздрей драконий дым:
– Знаешь, что сказал Сатана Иисусу в пустыне?
– И что же? – с вызовом спросил я.
– Он сказал: “Ты эгоист!” – и улыбнулась чудовищной улыбкой тотального безразличия.
– Это всё?
– Почти… Сообщи хотя бы уважаемым людям, что ты их кидаешь. Я имею в виду Аркадия Зиновьевича.
– Так это ж он, сука, меня и подставил! – изумился я.
Алина тряхнула головой и уронила на стол сигаретный пепел:
– Это ты меня подставил, мой дорогой. Понял? Я за тебя просила, унижалась…
