– Много вообще похорон случается? Ну, в день сколько?
– Когда как. Сегодня пять. На завтра вроде четыре – надо ещё в лист-заказ глянуть. А в прошлом году на четырнадцатое января, как щас помню, было шестнадцать похорон. И мороз под минус тридцать. Так что ночью ударно копали всем дружным коллективом. Охранник, водила, администратор, смотрители, рабочие по благоустройству, продавец из магаза. Даже Пенушкин, и тот копал. Говорю ж – все до единого, кроме Малышки-Центнер, Тамарочки нашей…
– Малышка-Центнер! – я улыбнулся.
– К чему я всё это рассказываю, – канцелярским тоном продолжал Юра. – Тут никакой халявы, а тяжкий труд. В бытовке валяется циркуляр, можешь ради любопытства ознакомиться, сколько полагается на рытьё могилы в зимних условиях – чё-то около восьми часов. А по факту срок всегда один, и он называется “вовремя”! И никаких оправданий, что земля не такая или спину вдруг прихватило. И выглядеть тоже должно нормально, чтоб не стыдно было туда человека положить.
– Понятное дело!
– Зашибись, что понятно. Могила – это метр в ширину и два с лихуем, – он отмерил указательный палец, – в длину. Глубина по нормам СНиПа составляет полтора метра от поверхности земли до крышки гроба. Ты примерно представляешь, о каком объёме земли идёт речь?
– Где-то четыре кубометра, – сказал я. – Чуть меньше… Я вообще-то два года с лопатой. И даже могилу на крещенские морозы копал. Так что всё я отлично представляю.
Юра, подкуривая, поднял на меня заинтересованные глаза:
– И когда ж ты всё успел?
– В королевских войсках. Слыхал про такие?
– Слыхал… – от зажатой сигареты речь его стала совсем жёсткой, точно сквозь зубы. – И где служил?
– В Белгороде, – я назвал часть. – В октябре вот дембельнулся, – и добавил на всякий случай: – Сержантом…
– А у меня срочка была девяностый – девяносто второй. Посёлок Азарово, под Калугой. И тоже стройбат. Как оно сейчас служится?
– Обычно, – сказал я.
Юра чуть посмаковал дым:
– Слышал, шинелек в армии нет больше…
– Ага, бушлаты. Считается, удобнее стало, но я не знаю, сравнивать не с чем.
– В кирзачах до сих пор бегают?
– И кирзачи есть, и “крокодильчики”. Но берцы, они ж неудобные, которые уставные. Как инвалидные ботинки. У меня были такие.
– На “белуге” такие же штрипки бесячьи? – он впервые за наш разговор улыбнулся без ехидства.
– Такие же… – подтвердил я. – А ты тоже, получается, копал?
– Не… Первый год в депо работал, а со второго на водозаборном узле сидел. Пятнадцать кэмэ от всех частей и начальства. Раз в неделю машина привозила сухпай. Прикинь, за год ни одного командирского ебла не видел, до конца службы ходил в гражданке и в тапочках.
– Повезло, – искренне сказал я.
– По телевизору говорили, упразднить хотят стройбат. Типа устаревший род войск.
– Да не, вряд ли, – я засомневался. – А кто ж им за копейки тогда строить будет?
– Гражданские, кто. Только уже по контракту и за нормальные бабки.
Чувствовалось, что отношение Юры ко мне поменялось в лучшую сторону. Взгляд стал проще и спокойней.
– А ты сколько здесь работаешь? – спросил я.
– Конкретно на загорском двенадцать лет будет. А до того в Москве копал на Хованском. Но недолго, всего год.
– А чего ушёл?
– Да порядка там нет! – сказал он хмуро. – Дирекция чурбанов набирала, азиатов. А они чисто как обезьянки. Беспокойные – мечутся, визжат, обнимаются, только, сука, блох друг у дружки не ищут! – презрительно покачал головой. – Разве можно, чтоб какие-то зверьки русских людей хоронили?
– Много вообще закопал народу?
– Не считал. Тыщи три, а может, и больше…
– Охренеть, – цифра и правда впечатляла. – И как оно?
– Нормально, – лаконично ответил Юра.
– Типа призвание?
– Какое призвание?! – он поморщился. – Просто вывожу это без последствий для психики. Не побухиваю, как некоторые, не пропускаю через себя. Короче, философски отношусь ко всему, блять…
Он подошёл к мусорному баку, тщательно затушил окурок, размазывая пепел по железному борту.
– Пойдём, – сказал. – С одиннадцати уже хороним. А мне тебя ещё, – он смачно цыкнул, – проинструктировать надо!.. А с лицом чё? – спросил с понимающей ухмылкой. – Упал?
– Да на тренировке прилетело, – соврал я.
– Бокс?
– Типа того, да…
*****
Сразу за котельной находилась бытовка землекопов. Основательная, как на коммерческих строительных объектах, – не меньше восьми метров, из оцинкованного листа, на пескоблочном фундаменте, с тремя окошками и разведёнными по краям входами. Швеллерный каркас, рамы, двери и порожки ярко-синего цвета придавали ей почти нарядный вид. Я живал в таких помещениях, в принципе, комфортных, но душноватых. Из-за обилия пластика во внутренней отделке и стеклопакетов на подоконниках поутру собирались целые лужи конденсата.
Стены и потолок в тесной прихожей были обшиты белыми панелями ПВХ, а пол выстелен сосновой доской, потемневшей и изрядно затоптанной. Стоял талый запах подкисшей обуви. Как напирающая друг на друга толпа зевак, на вешалке сгрудились вперемешку ватники и бушлаты, у одного из рукава почти выпала чёрная вязаная шапочка, а под ней валялась похожая на дохлого голубя строительная рукавица.
За дверью смотрели фильм “Труффальдино из Бергамо”.
– Как вам только не лень!.. – пел голосом Боярского Труффальдино. – В этот солнечный день!.. В жаркий, солнечный день!.. Играть со сме-е-ертью?!
Помню, матери очень нравилась эта музыкальная комедия. Я тоже не раз её смотрел и поэтому на слух признал начальный эпизод, в котором Райкин, как Чарли Чаплин, нарезает круги по опушке, одновременно улепётывая от разбойников и сражаясь с ними.
– Дьявол то-о-олько и ждёт!.. Кто из нас попадёт!.. Как индюк попадёт на этот ве-е-ертел!..
И песенка, и обстановка, и запахи – всё было знакомым, почти родным. Мне сделалось уютно.
Вытерев подошвы о закаменевшую тряпку, Юра пристроился на порожке, затем снял сапоги и поставил на полочку для обуви.
– Всегда разуваться, – предупредил, – чтобы ничего с кладбища в комнату не заносить…
Я последовал его примеру и скинул кроссовки, после чего мы в носках прошли в комнату.
– Ну, что ж, давай, давай, поближе, толстый! – задорной хрипотцой выводил Боярский.
По маленькому экрану телевизора мельтешил, корча рожи, Райкин:
– Таким приёмом заколоть меня не просто!..
Рядом с телевизором на лакированной крышке низенького безногого шкафчика уместились в ряд микроволновка, плитка на одну конфорку и электрический чайник. Нижний отсек шкафа со снятой дверцей вмещал миниатюрный холодильник.
