— Тима, которая?
Каримов отставил в сторону чашку и почесал затылок.
— Ну, ты все равно сидишь… Вот эта толстая и все время орущая тетя — и есть Соня, Кузина любимая девушка. Но, — он предостерегающе поднял палец и остановил открывшего было рот Витю, — Кузя считает, что она пухленькая и темпераментная. Он ее действительно обожает. И вообще, в прошлом году она ему жизнь спасла, когда его похитили.
— Похитили?!
— Да. А Соня его разыскала и даже ОМОН на уши подняла, когда его из подвала вытаскивала. Сама. С ОМОНом.
— С ума сойти! А его зачем похитили? Выкуп требовали?
— Это длинная история, — нахмурился Тимур. — Слава богу, что все благополучно закончилось, а то мы с мамой чуть не поседели тогда.
— Да, — протянул Витя, — представляю. Ты же мог брата потерять… А вы с ним не похожи совсем.
— Конечно, не похожи. Мы же не родные братья. Нам обоим скоро по девятнадцать, если бы мы были братьями, то были бы близнецами. И потом, я Каримов, а он Ярочкин. Кузю мама моя усыновила, когда он еще маленький был.
— Меня дядя Паша тоже усыновил, — сказал Витя, глядя в сторону. — И братьев у меня нет.
— Это дело наживное, — улыбнулся Тимур. — Вот поженятся твой дядя Паша и наша мама, и будешь ты нашим братом.
— Ну вот, — вдруг расстроился Витя, — а я Кузю обидел!
— Ничего, помиритесь.
Они замолчали. Вернулся Кузя, забрался в кресло с ногами и стал пить свой кофе. Тоже молча.
— Кузя, а Кузь, ты извини меня, — попросил Витя Иловенский. — Она ничего, эта твоя Соня. Когда не орет, то очень даже симпатичная. Ты не обижайся…
— Да я и не обижаюсь, — снисходительно протянул Кузя. — Я ж понимаю, ты молодой еще. Ничего не понимаешь ни в любви, ни в женщинах. Тимка вон у нас тоже в этом ничего не смыслит. У него еще до сих пор девчонки нет.
— У меня тоже нет! — заявил Витя.
— Сравнил. Тебе пятнадцать лет, а ему? У меня в пятнадцать лет тоже никаких девчонок не было. Хотя, погоди… В пятнадцать уже были. Так что и ты подумай, тоже время зря теряешь.
Витя Иловенский от смущения весь залился краской.
Глава 48
Кузе Ярочкину было очень тяжело вечно доказывать всем, что Соню Дьячевскую он действительно любит. Любит! И для него она — лучше всех и всех красивей. На него все равно смотрели с кривой усмешкой и недоверием. Разве может быть правдой, что этакий мальчик-конфетка, голубоглазый и светловолосый ангелочек может любить толстую стриженую ежиком тетку, которая на двадцать лет его старше и вдобавок — его начальница?
Может. Может! Он любил ее и безумно дорожил ее любовью. Он бы женился на ней немедленно, прямо сейчас, если бы только она согласилась. Но она не соглашалась.
Он влюбился в нее еще в первый день своей работы в фотостудии, когда она вот так же орала на него на съемках. Его приемная мать никогда на него не орала, недовольство свое выражала, не повышая голоса. А на Тимку — орала. Значит, больше любила, чем его, Кузю. Пусть это кажется глупым, но ему всегда так казалось. Не любит, потому и не ругает. Значит, ей все равно. Значит, что-то в нем не так, или не так что-то в их отношениях.
А Соня, та сразу активно взялась, прямо-таки схватилась за его воспитание. Вся такая порывистая, эмоциональная, не в пример излишне сдержанной Маше Рокотовой, Соня то прогоняла его из студии «раз и навсегда», то снова стискивала в объятьях. Вот эти-то объятья и были самыми замечательными. Исполнение мечты, а не объятья. Мягкие, обволакивающие. Больше материнские, чем любовные. Она прижимала его голову к своей большой и надежной, как ледокол, груди, и от нее так волшебно пахло: теплом и сладкими духами, умиротворяюще и незабываемо.
И пусть даже кто-то скажет, что он ищет в ней скорее мать, чем возлюбленную, пусть так. Его мало волновало, кто что скажет и кто что подумает. Все равно он добьется ее согласия и когда-нибудь на ней женится.
Фотографии вышли просто замечательные. И главное — Соне они очень понравились. Кузя так выигрышно смотрелся со своей нежной полудетской красотой и грацией на фоне крупных и мужественных Тимура и переростка Вити.
— «Плейбой», натуральный «Плейбой»! — Соня Дьячевская тыкала пальцем в фотографии.
Витя Иловенский озадаченно на нее косился. «Плейбой» — это хорошо или плохо?
— Кузя, вот тут плохо! Смотри, какое острое плечо получилось. И здесь — скосорылился.
— Зато вот здесь вообще отлично, — выудил Кузя одно фото из пачки.
— Это да, это отлично, — согласилась Дьячевская. — Эти снимки — вам на память. И вот что, ребятки: в пятницу, в «Новой галерее» показательные выступления по парикмахерскому искусству. Вы туда сходите. С мужскими моделями всегда туго. Да не бойтесь! Вам понравится, и денежек немного заработаете. А то Кузю уже не отправишь, вон как обкорнали.
Тимур и Витя переглянулись, потом оба посмотрели на Кузину почти лысую голову неопределенной масти. Витя поспешно натянул на свою голову бейсболку.
— Э, Кузя, а это не ты там висишь? — Витька ткнул пальцем в сторону огромного стенда напротив остановки.
— Я, — довольно промурлыкал Кузя. — Это Сонин стенд, собственный. Она его сдает под рекламу кому попало, но морда обязательно моя. Это у нас теперь традиция такая с тех пор, как меня с этой остановки похитили.
— С этой остановки?! — выпучил глаза Витя Иловенский. — Прямо отсюда?
Он вытаращился на тротуарную плитку так, будто ожидал там увидеть памятную надпись или следы борьбы.
— Вот, прямо отсюда, — Кузя сделал пару шагов влево. — Я тут стоял, девице какой-то глазки строил. Подъехала машина, парень из нее выскочил, стал спрашивать, как проехать на Советскую площадь. Я стал объяснять, подошел к машине. Там еще парень на заднем сиденье, дверь открыл. Тут тот, первый, как даст мне в живот! И на заднее сиденье толкнул. А там мне уже какой-то укол сделали, я уже ничего не соображал, пока в подвале не очнулся.
— Мы с мамой его уже вечером хватились, — сказал Тимур Вите. — В милицию побежали. Только нашла-то его Софья Николаевна. Она на этом стенде его портрет повесила. Та девушка, которой он глазки строил, номер машины записала, когда его увезли. Уже по номеру и нашли и машину, и владельца.
— И теперь на этом стенде всегда моя физиономия висит. Вот сейчас это магазин новый рекламируется. А в следующем месяце новое полотнище натянут, ночной клуб будем рекламировать.
— Который? — спросил немолодой коротко стриженный мужчина и снял темные очки.
— В черной футболке, смугленький, — ответила женщина, сидевшая на пассажирском сиденье.
— Они все время таким табуном ходят? — он беспокойно забарабанил пальцами по рулю.
— Последнее время — табуном. Раньше вдвоем ходили вон с тем худеньким. Это Кузька, брат его приемный.
