Я сначала в кладовке разобралась, старые запасы той травницы нашла. А потом и сама занялась тем же ремеслом. Травы стала собирать, в огороде насажала, кой-кому из своих знакомых записочки в город с «клиентами» послала, а они мне — семена нужные. Один бизнесмен оборудование привез, ты еще не видела, какую я лабораторию в сарайчике развернула. А за домом — теплица.
— Как же у тебя сил на все хватает? — изумилась Вера, с сомнением глядя на Ядвигу.
— На больных-то?
— Да нет, на дом, на огород, на теплицу…
— Так ведь мне все люди делают. Не у всех ведь есть деньги, чтобы мне заплатить. Вот каждый и делает, что может. Только с тех, кто не за лекарством приезжает, я по жесткому тарифу беру.
— Не за лекарством? А за чем?
— Не важно, потом расскажу, — отмахнулась Ядвига. — Я даже псевдоним себе взяла подходящий — баба Яга. Похожа ведь, правда?
— Что ты!..
— Похожа-похожа! Сама знаю. И в жалости твоей не нуждаюсь. Я вообще успокоилась, живу в свое удовольствие, занимаюсь любимым делом. Даже то, над чем в центре последнее время работала, и то не забросила.
— Так уж и не забросила? — улыбнулась Вера. — Разве мощности твоего сарайчика сравнимы с лабораторией научного центра?
Ядвига скривилась.
— Ты, Вера, сегодня, когда воду несла да в кусты ввалилась, каким глазом за мужиком приезжим в дырку глядела?
— Откуда ты…
— В окно видела. Так каким глазом?
Вера задумалась и даже прикрыла глаз. Один. Потом другой.
— Каким? Правым.
— Ты же слепая на правый глаз!
Вера быстро закрыла левый глаз ладонью. Правый, недавно еще совершенно не зрячий глаз довольно хорошо видел. Весьма сносно. Им-то она и смотрела в дырку в заборе.
— Как же… Это, я же…
— Я же! — передразнила Ядвига. — А ты думаешь, ты у меня просто так здесь отсыпалась?
— А чем ты меня тогда, в самом начале напоила, что я совсем отключилась?
— Чем? Экстрактом корня валерьяны, вытяжкой из цветов дрока и чуть-чуть сока болотника.
— Но зачем?
— Повезло тебе, Вера, вовремя тебя Светка напоила. Ты ей все и рассказала. Даже препарат назвала, которым тебя опоили, только Светка название забыла. А мне и без того ясно, по симптомам, которые ты ей описала: тригербин это был, верно?
— Верно, — удивленно пробормотала Вера.
— Вот, оказывается, куда занесло наркогруппу из нашего центра. Тригербином сначала я занималась, потом, когда стало ясно, что вреда от него гораздо больше, чем пользы, проект закрыли. А в ваших лабораториях, видать, довели его до ума. Сильная вещь! Страшная и перспективная. Дешевая в изготовлении, по степени привыкания — более надежная, чем героин. Избавиться от зависимости практически невозможно.
— Я уже почти избавилась, — возразила Вера. — Даже спать уже могу без лекарства. И сны не такие страшные.
— Это все, Вера, временно. И только из-за того, что ты наполовину ослепла. Клеткам мозга, которые управляли раньше твоим зрением, пришлось переключиться на сверхзадачу: купировать деятельность коры головного мозга, страдающей сейчас без тригербина. Если ты в ближайшее время не примешь препарат, поражения будут еще страшнее, мозг отвлечет от основных задач новые участки.
— У меня остановится сердце или откажут легкие… — прошептала Вера.
Ядвига пожала плечами.
— Вот потому я и напоила тебя своим собственным чаем. Ты бы иначе не поверила мне и не осталась лечиться. Нужно было показать тебе какой-нибудь фокус.
Веру поразило, что Ядвига называет фокусом ее прозрение. Для нее самой это было настоящим чудом.
— А вот теперь я почти уверена, что ты останешься у меня, — продолжала Ядвига, — и дашь мне довести лечение до конца. Останешься?
— Да, — согласилась Вера, — только если ты не будешь кормить меня сушеными мухоморами.
— Чем надо, тем и буду кормить, — отрезала «баба Яга». — Не твоего ума дело. Кстати, а почему ты давешнего мужика так испугалась?
— Долго рассказывать…
— А если вкратце?
— Это мой шеф, — вздохнула Вера. — И у меня с ним роман. Был. А потом… Он мне наврал еще, что у него жена безнадежно больная…
— Действительно, жена у него тяжело больная, — неожиданно подтвердила Ядвига. — Он и приехал за лекарством для нее. И не в первый раз. Я с ним давно знакома, ко мне его один мой коллега из Москвы направил. Ездит он частенько, платит хорошо. А иногда дочку присылает. Она хоть и от первого брака, но для мачехи иногда лекарство забирает.
— У него дочка есть?
— Есть. Ты роман крутишь, а про человека ничего не знаешь! Длинная такая девица, совсем на него не похожа. Худая, как жердь, и рыжая-рыжая. Сейчас, вроде, такие в моде.
— Это его дочь?! — задыхаясь, проговорила Вера. — Дочь…
Она засмеялась и заплакала одновременно. От стыда за свою глупость, от облегчения, от счастья…
Ядвига, баба Яга, покрутила узловатым пальцем у виска и полезла в шкафчик за каким-то из своих многочисленных пузырьков.
Глава 36
Каримов чувствовал себя настоящей свиньей. Наверное, это случилось именно потому, что он слишком сильно боялся, как бы этого не сделать. Короче, он все-таки назвал Алену Машкой. Да еще в самый неподходящий момент. Не потому, что ему было плохо с молодой женой и он все время думал о Рокотовой, нет, он о ней совсем и не думал… Но черт-те же задери!
Алена, конечно же услышала, но виду не подала. Только стала чуть ласковее, чуть нежнее, еще старательнее, и именно по этому Каримов понял, что она обиделась.
У них все вчера вечером было «по-настоящему», она так хотела и именно так называла: по-настоящему. В дом он ее вносил на руках, ему почему-то хотелось назвать эту процедуру выносом тела, хотя тело он, конечно, вносил внутрь. Он был сильным, и Алена была для него, как говорится, не вес, но оказалась длинновата, и Ильдар пересчитал ее ногами все перила на лестнице, пока поднимался в спальню.
Как она и хотела, в спальне над кроватью повесили голубой балдахин, в постели валялись розовые лепестки, а по углам курились ароматические лампы. Еще какие-то свечи горели там и сям, Каримову стало душно, словно они давали невесть какой жар.
Она хотела, чтобы он ее раздел сразу и сам, и он раздел с горем пополам. Что-то жалобно затрещало в ее зеленом платье, и пальцам все не поддавались тонкие шнурки корсета. Что она там утягивала-то этим корсетом?
Он первый раз увидел ее совершенно без одежды, даже без купальника. Алена стояла вся молочно-бледная, почти голубая на фоне полога балдахина, очень тонкая, стыдливо прикрытая рыжими волосами. Она была очень красива: ровные ноги, узкие бедра, тоненькая талия, маленькие острые груди, глубокие впадины у ключиц и длинная шея… Все это теперь принадлежало ему одному.
