У Мисти был южный акцент, но с особенной ноткой.
– Из Нового Орлеана? – спросил он.
– Да – через Балтимор. Очень хорошо, ты догадливый, Том.
Она подошла ближе, и он пришел к выводу, что запах фимиама на самом деле был запахом духов Мисти.
– Раньше Мисти работала дипломированным бухгалтером в Балтиморе, – пояснила Реджина.
– У меня обнаружился математический дар, а дары следует применять в более высоких целях, чем уклонение от налогов, – верно, Том?
– Несомненно.
– Ты права, Реджина: он милый, – сказала женщина с инвалидной коляской. Она доедала стоящий перед ней на подносе ужин.
– Не знал, что в этом поезде подают еду и напитки в купе, – с улыбкой сказал Том. – Мне пришлось тащиться в вагон-ресторан.
– Разумеется, подают, – дама улыбнулась в ответ. – Все, что вам нужно, – иметь вот это, – она указала на свое инвалидное кресло, – и тогда Реджина принесет ужин прямо к вам.
– Где же мои манеры, – посетовала проводница. – Позвольте представить вас друг другу: Линетт Монро, Том Лэнгдон.
Линетт было около шестидесяти пяти. Длинные седые волосы, изящные черты – она по-прежнему выглядела очень привлекательно. Несмотря на инвалидность, она, похоже, пребывала в прекрасном настроении.
– Я слышала, вы работаете с этими киношниками, Том, – сказала Реджина.
– Там настоящий Макс Пауэрс? – спросила Линетт. – Обожаю его картины.
– Женщина, которая с ними, – начала Реджина, – в списке пассажиров значится как Элеонора Картер, но, думаю, на самом деле она – едущая инкогнито кинозвезда или кто-то в этом роде. У этой дамы есть стиль. И она потрясающе красива. Том, она кинозвезда?
– Вообще-то, я знаком с ней – она сценарист, не актриса. Хотя не буду спорить насчет стиля и кра-соты.
А вот в ее здравом уме он прямо сейчас сомневался.
– Вы уже познакомились – в смысле, не сегодня?
– Да, много лет назад. Вместе делали репортажи.
– Как я слышала, это не все, – сказала Мисти. Том уставился на нее:
– Что тебе известно?
– В поезде слухи распространяются быстрее, чем в любом другом месте, – кроме, пожалуй, церкви. Люди случайно слышат – ну, ты понимаешь, – она придвинулась еще ближе к Тому, – тесные купе и все такое.
– Хочешь сказать, люди подслушивают.
– Ну, можно и так сказать, хотя это менее вежливо. Мой девиз таков: если у тебя не найдется для кого-нибудь хороших слов, разыщи Мисти и расскажи ей все, что у тебя на уме.
– Дамы, мне пора идти, – сказал Лэнгдон и мягко отстранился от Мисти.
Реджина взяла поднос Линетт:
– Мне тоже.
Когда они уходили, Друселла окликнула:
– Эй, Том!
Тот повернулся. Женщина раскинула веером карты Таро.
– У меня возникло предчувствие, что между нами есть некая связь.
– Мисти, у него есть девушка в Лос-Анджелесе, он едет к ней на Рождество, – сказала Реджина. – Она озвучивала «Каппи – волшебного бобра» на телевидении.
Том ошеломленно уставился на нее:
– Откуда вам известно это?
– Агнес Джо рассказала.
Он с раздражением посмотрел на обеих женщин:
– С такими дамами, как вы, зачем нам вообще ЦРУ?
– Ну же, Том, – нарочито медленно произнесла Мисти, – взрослому мужчине нужна взрослая женщина. Мультики не согреют тебя по ночам, дорогой.
– Эта Мисти – что-то с чем-то, – сказал Лэнгдон Реджине после того, как они взобрались по лестнице.
Девушка улыбнулась:
– Она просто демонстрирует дружелюбие в стиле южан. Не имеет в виду ничего серьезного. Ну, или отчасти не имеет в виду. Мы близкие друзья.
– Как я понимаю, она много ездит поездами.
– О да. Предсказывает людям судьбу, читает по ладоням, раскладывает карты – все это бесплатно. Обычно она едет поездом «Кресцент» из Колумбии в Новый Орлеан. Во Французском квартале у самой площади Джексона у нее маленький магазинчик. Я там бывала, там здорово.
– А что насчет Линетт? Мило с вашей стороны принести ей еду.
– Ну, тяжело передвигаться по поездам в коляске. И у нее рассеянный склероз, но она все равно никогда не опускает рук. Мы отлично проводим время.
– Похоже, вы хорошо знаете своих пассажиров.
– Они для меня очень многое значат. Вообще-то…
– Ах ты, воришка!
Они повернули головы и увидели Гордона Мерриузера.
– Прошу прощения? – сказала Реджина.
Мерриузер, громко топая, направился к ним:
– Меня обокрали. И, держу пари, это сделала ты. Собственно, ты единственная, кто мог это сделать. Я лишу тебя работы, и ты проведешь Рождество в тюрьме, – прорычал он.
– Постойте, – ответила Реджина. – Мне не по душе ваш тон и ваши обвинения. Если у вас что-то пропало, я заполню заявление, и мы уведомим соответствующие органы.
– Не читай мне нотации, – огрызнулся Мерриузер. – Я хочу вернуть мои вещи. И прямо сейчас.
– Поскольку мне неизвестно, что это за вещи и кто их взял, это будет затруднительно, сэр.
Том встал между ними:
– Послушай, Горд, я не знаменитый адвокат, в отличие от тебя, но даже я в курсе, что люди невиновны, пока не доказано обратное. Если нет прямых улик, кто именно украл твои вещи, то ты клевещешь на эту женщину прямо при свидетеле, а это может обойтись дорого, как ты наверняка знаешь.
Мерриузер впился в него взглядом:
– Да что ты знаешь о клевете?
– Меня зовут Том Лэнгдон. Я журналист, занимающийся расследованиями; получил Пулитцеровскую премию, между прочим. Как-то я написал историю про американского юриста в России, который занимался очень плохими делами. Теперь он строчит апелляции из тюрьмы. И, как я обнаружил, если и есть более могучая сила, чем юридические документы в суде, то это опубликованная в газете история, в которую вцепится весь свет.
Мерриузер отступил на шаг и резко обратился к Реджине:
– Мой «Палм Пайлот», две сотни наличных и часы «ТАГ Хойер». Или они вернутся ко мне до того, как я сойду в Чикаго, или полетят головы.
Он удалился.
Том и Реджина с шумом выдохнули.
– Ну и уникум, – сказал Лэнгдон. – Быть может, он услышал, что здесь едет Макс Пауэрс и теперь пробуется на роль Скруджа
[27].
