Первое ограбление поезда в Соединенных Штатах произошло в 1866 году в Индиане на старой железнодорожной линии Огайо – Миссисипи. Двух грабителей – бывших солдат, участников Гражданской войны, брошенных на произвол судьбы после почетной сдачи Ли
[26], – быстро схватили. За этим последовало множество других ограблений, однако бурный рост щедро финансируемого детективного агентства Пинкертона, сотрудники которого в среднем стреляли намного лучше, чем их добыча, включая банду Джесси и Франка Джеймсов, вскоре положили конец этому прибыльному бизнесу. Ехавший же в «Кэпитол Лимитед» вор прилично заработал без единого выстрела. Бедняга Джесси, несомненно, обзавидовался бы.
* * *
Том с Элеонорой стояли перед входом в курительную комнату и делали глубокие вдохи, чтобы очистить легкие.
– Ты просто разнесла этого парня. Выражение его лица… это было потрясающе.
Он заключил ее в объятия, на которые она ответила лишь отчасти.
– Слава богу, что в Тель-Авиве нашелся раввин-шахматист. Как там его звали?
– Не помню, – тихо ответила женщина.
Лэнгдон посмотрел на нее, и его прекрасное расположение духа испарилось, сменившись куда более угрюмым. Какой-то раввин, Тель-Авив, сцена их последней встречи, больше похожей на чертову битву.
Тому не следовало этого делать, и он это знал, но все равно не мог устоять: мозг и язык как будто настроились на то, чтобы сболтнуть в неподходящий момент:
– Можешь рассказать мне теперь, когда у тебя было столько лет на раздумья?
– Рассказать что?
– О, даже не знаю; быть может – для начала, – причины, по которым ты бросила меня много лет назад? С этого начнем, а дальше разберем остальное.
– Хочешь сказать, ты понятия не имеешь почему?
– Откуда мне знать? Твои слова тогда были лишены всякого смысла.
– Потому что ты, как обычно, не слушал. Не моя проблема.
– Ты прекрасно понимаешь, что это чушь.
– Я не собираюсь стоять и выслушивать твои бессвязные речи.
– Ты права. Сядь на пол, а я продолжу. Я готовился к этому годами. Собственно, я могу вести «бессвязные речи» до тех пор, пока старый добрый «Саутвест Чиф» не доедет до Тихого океана, – а это будет через три дня!
– Я знала, что так все и выйдет, – поняла это, как только увидела тебя. Ты ни капли не изменился.
– Чего именно ты ожидала, Элли?
– Элеонора.
– Прости меня, я на секунду погрузился в прошлое, когда ты была просто Элли.
– Ты невероятно бесишь и глубоко заблуждаешься. Ты хоть когда-нибудь снимаешь с глаз гигантские шоры и видишь мир таким, какой он есть?
– Я видел немало, намного больше, чем основная масса людей, и никогда не носил розовых очков!
– Я не это имела в виду. Ты видел то, что хотел увидеть, – только и всего.
– Дело было в другом парне, не так ли?
Элеонора закатила глаза и пренебрежительно махнула рукой:
– И почему мужчины всегда думают, что дело в другом парне, когда обычно они изменяют сами?
– Я никогда не изменял тебе! Никогда!
– Я и не говорила, что ты изменял. Могу сказать то же самое про себя.
– Тогда почему ты меня бросила?
Женщина устало покачала головой:
– Том, раз ты до сих пор не понял, то никакие мои слова не прояснят ситуацию.
Он уставился на нее:
– Прошу прощения, я плохо разбираюсь в женском языке. Можешь помочь мне расшифровать его? Что, черт возьми, ты только что сказала?
Элеонора покачала головой:
– Даже после всех этих лет ты так и не сумел.
– Не сумел чего?
– Вырасти! – огрызнулась Элеонора.
Прежде чем он успел ответить, послышалось пение. В следующую минуту пара смотрела, как вокруг собирается толпа исполнителей рождественских песен, включающая сотрудников и пассажиров поезда. Взявший перерыв в баре Тайрон возглавлял процессию и энергично напевал «Я вернусь домой к Рождеству» – правда, учитывая пожелания некоторых чопорных присутствующих, он почти не крутил бедрами, держась в рамках приличий. Сзади шла Агнес Джо, в одиночку обеспечивающая басовую партию.
– Не хотите присоединиться? – спросил Тайрон. – Мне хотелось бы познакомиться с дамой, которая так лихо расправляется с «Котельной».
Элеонора скрестила руки на груди и зашагала прочь.
Тайрон посмотрел ей вслед, затем перевел взгляд на Тома:
– Эй, я что-то не так сказал?
– Нет, Тайрон, я что-то не так сказал.
И Том тоже ушел.
Он подумал, не пойти ли за Элеонорой и возобновить «дискуссию», но не нашел в себе сил. Кроме того, он боялся – боялся скорее своих слов, чем слов Элеоноры. По пути обратно в купе он услышал доносящийся с нижнего этажа вагона смех. Посмеяться сейчас не мешало бы. Лэнгдон торопливо спустился по лестнице и повернул направо, следуя на звук. Здесь купе были подешевле и поменьше, чем у него. Без душевых, но с уборными и раковинами. В конце коридора у дверей одного из купе стояли Реджина и дама с картами Таро, разговаривая с кем-то внутри.
Реджина увидела его и помахала рукой. Подойдя ближе, он заметил сидящую на стуле в купе пожилую женщину. Затем – сложенную инвалидную коляску, прислоненную к стулу напротив. Том повернулся к даме с Таро и внимательно ее оглядел. На ней по-прежнему красовался разноцветный головной убор, однако она переобулась из деревянных туфель в тапочки. Тем самым ее рост уменьшился на четыре дюйма – женщина оказалась довольно маленькой. При ближайшем рассмотрении он увидел чрезвычайно яркие голубые глаза, полные озорства и обаяния, и теплую улыбку. Том заметил, что в расположенном через проход купе есть светлая, украшенная бисером дверь с оттянутой и закрепленной занавеской. Еще ему почудился запах фимиама, хотя, вероятно, в поездах «Амтрака» такое строго запрещено.
– Полагаю, это ваше купе, – обратился он к даме с Таро.
– Надо же, мистер Лэнгдон, у вас развитые экстрасенсорные способности, – сказала она с хриплым смехом.
– Откуда вы… – он оборвал себя на полуслове и посмотрел на Реджину. – Да, инопланетяне тут ни при чем. Это вы ей сообщили.
– Познакомьтесь с Друселлой Пардо, Том, – представила женщину Реджина. – Можете ничего ей не говорить, она и так все знает.
Друселла изящным жестом протянула руку:
– Близкие друзья называют меня Мисти. И я заранее знаю, что мы станем хорошими друзьями, так что можешь сразу так ко мне обращаться.
