Пассажиров и след простыл, а мы с Димитровым остановились перед запертой дверью купе. Лейтенант достал сотовый и попытался связаться с другими операми. Пока он этим занимался, я постучал в купе.
– Валера, это ты? – тут же раздался Анин голос.
– Я! Что происходит?!
– Прости, я была вынуждена тебя усыпить. Но я тщательно рассчитала дозу, ты бы не умер.
– Аня, что ты делаешь? Открой дверь!
Слова вылетали из моего рта сами по себе, голова же была пустая.
– Не могу. Извини! – Голос звучал уверенно, хотя и слегка дрожал. Чувствовалось, что девушка не отступит от задуманного.
– Что ты хочешь сделать?
– Думаю, ты уже понял.
– Нет! Объясни мне, какое отношение ко всему этому имеешь ты!
В ответ я услышал какой-то сдавленный звук. Может, его издала Языкова, а может, и Аня.
– Слышишь?! – крикнул я. – Зачем тебе это?
– Я должна помочь Юре! – донеслось до меня наконец.
– Как? Убив Языкову?
– Ритуал должен быть завершен.
Боже, какой бред! Неужели это происходит на самом деле?!
– Где Барыкин? – спросил я.
– Он ждет внизу.
– Что значит внизу?
– Через три минуты мы проедем по мосту через… да не дергайся ты! – прикрикнула на Языкову Аня. – … по мосту через Волхов. Юра ждет на берегу.
– Чего он ждет? – Я взглянул на Димитрова.
Лейтенант прошептал мне на ухо:
– Она убила тех двоих, что мы видели, и ранила троих!
– Он ждет последнюю жертву! – отозвалась Аня, после чего грянули два выстрела.
Мы с Димитровым отпрянули, но девушка стреляла не в дверь. Послышался звон разбитого стекла.
– Она высадила окно! – констатировал лейтенант.
– Я пыталась тебе помочь! – крикнула Аня. – Делала, что могла. Но так получилось, что я должна выполнить свой долг. Если Юра не преобразится… – Она замолчала.
– Аня, что за бред?! – не выдержал я.
– Ты не понимаешь! Всю жизнь он страдал из-за того пожара, считая себя уродом.
– Но он не урод, Аня. Он псих!
Мне хотелось добавить: и ты, похоже, тоже! Но я, конечно, сдержался. Такой поворот событий был для меня настоящим ударом, и я чувствовал себя сбитым с толку.
– Тебе не понять! – повторила Аня.
Вот это точно!
Послышалась возня, раздался пронзительный вопль Языковой.
Димитров бросил взгляд в окно.
– Мост! – сказал он.
– Где наши? – спросил я шепотом.
– Вот они. – Он указал на врывающихся в вагон оперов. Их было трое.
– В последнем купе вагона я видел еще одного.
– Я проверю.
Димитров двинулся навстречу полицейским.
Я видел, как он заглянул в купе и затем приказал одному из оперов зайти туда. Видимо, тот, кого мы видели, был из тех, кого Аня ранила, хотя сразу я этого и не заметил.
Димитров вернулся с остальными полицейскими, и они заняли позиции для штурма. У одного из оперов в руке был универсальный ключ от купе, который он, очевидно, раздобыл у проводника.
– Аня! – крикнул я.
– Что? – Голос показался мне глуше обычного.
– Я вхожу!
– Нет! – Вопль был резкий, как удар бича.
– Давай ключ. – Я протянул руку, обращаясь к оперу.
– Уверен? – быстро спросил Димитров.
– Я буду стрелять! – крикнула Аня.
Полицейский вложил мне в ладонь ключ. Он показался мне обжигающе ледяным и неимоверно тяжелым.
– Я иду! – громко объявил я и вставил ключ в скважину.
– Я убью тебя! – завопила Аня в отчаянии.
– Мы въехали на мост, – предупредил Димитров.
Больше нельзя было терять ни секунды: я не сомневался, что Аня собралась поджечь Языкову при помощи жидкости для розжига и выбросить из окна в Волхов, на берегу которого добычу поджидает Барыкин, вооруженный икуланибоколой. Он планирует выловить труп из реки и сожрать лицо последней жертвы.
Я повернул ключ, распахнул дверь и кинулся вперед, нагнувшись так, что оказался почти на карачках. Раздался выстрел, затем еще один, только уже за моей спиной.
Я увидел, как Аня резко дернулась назад, словно получила удар в грудь, но успела еще раз спустить курок. Пуля обожгла мне плечо, тут же последовала целая серия выстрелов, и девушку отбросило к окну. Она перевалилась через столик и исчезла из вида.
Я вскочил и кинулся к окну.
Аня падала с моста! Я успел увидеть, как она вошла в воду, взметнув фонтан брызг, – плашмя, раскинув руки и ноги подобно морской звезде. Пистолет она, кажется, так и не выпустила.
Я обернулся. Купе было наполнено операми, Димитров пытался привести в чувство бившуюся в истерике Языкову. Жутко воняло жидкостью для розжига, которой Аня пропитала ее одежду.
– Барыкин на берегу! – взяв себя в руки, проговорил я. – Нажмите кто-нибудь стоп-кран!
– Только не на мосту! – возразил Димитров. – Мы не сможем спуститься с насыпи. Помогите ей, – добавил он, обращаясь к операм, которые тут же подхватили Языкову и куда-то повели.
– Похоже, ей тоже достался непростой чай, – заметил лейтенант.
Через пару минут состав все же был остановлен, и мы начали спускаться, чтобы найти Барыкина. Отыскать его в лесу, не зная даже, на каком именно берегу он засел, было практически безнадежной затеей. Но я рассчитывал на то, что Барыкин видел падающее в воду тело и решил, что это Языкова, хоть она и не горела в полете. Я надеялся, что он попытается выловить труп, и тут-то мы его и накроем.
Нам пришлось разделиться на две группы, чтобы осмотреть оба берега.
Я чувствовал жжение в плече – там, где чиркнула пуля, выпущенная Аней.
К счастью, кость задета не была. Девушка вообще почти промахнулась. Хирург мигом зашьет рану, как только доберется до меня. Придется, конечно, пропить курс антибиотиков, потому что внутрь наверняка попали микробы и грязь с одежды. Если даже не попали вместе с пулей, то теперь-то, пока я болтаюсь под дождем, а кровь течет по моей руке, наверняка попадут.
Мы с Димитровым спустились к воде первыми и рассеялись по берегу, высматривая Барыкина. Дождь лил как из ведра, ноги разъезжались в грязи, песок лип к ботинкам. Вода в реке кипела и бурлила, за двадцать шагов все уже виделось как в тумане.
Наконец один из оперов издал торжествующий возглас. Вдалеке из воды показалась сгорбившаяся фигура: мужчина вытаскивал на берег тело.
