Я мотнул головой, чтобы прогнать видение, и оно исчезло, но ужас перед тем, что я могу увидеть вместо девочки, остался.
Осмотр квартиры занял всего несколько секунд. Я услышал крики из соседней комнаты и поспешил туда.
Димитров не отставал.
Когда мы вбежали, я едва не завопил от ярости и отчаяния. Вся небольшая спальня была покрыта кровью! Она была на светлых обоях в цветочек, на потолке, на мебели, на окнах и занавесках, на полу и на кровати, к которой преступник привязал Лизу Языкову.
Кровь буквально пропитала простыни и подушки, отчего они покрылись бурой коркой, походящей на ржавчину. Запах стоял просто нестерпимый!
Я едва сдержал рвотный позыв, но кто-то из полицейских не выдержал и перегнулся пополам, отвернувшись к стене.
Рот у девочки был заклеен скотчем. Сама она тоже была покрыта кровью сверху донизу. Казалось, ее кромсали несколько часов, стремясь покрыть ранами все тело. Я скользнул взглядом на лицо и встретился взглядом с широко распахнутыми глазами, полными ужаса. Мертвыми, остановившимися глазами!
Так мне показалось в первый момент, но вдруг девочка моргнула и громко застонала.
– Жива! – воскликнул за моей спиной Димитров.
Я кинулся вперед, оттолкнув одного из полицейских.
Прежде всего нужно было определить, насколько серьезны повреждения. Из-за крови, которой была перемазана девочка, понять что-либо было трудно, однако мне показалось, что открытых ран на теле нет.
Я аккуратно подцепил скотч, закрывавший ее рот, и потянул. Думал, что девочка застонет, но она, похоже, была в таком шоке, что боли не чувствовала. Я отклеил ленту, и в этот момент в комнату протиснулся врач с ручной аптечкой.
– В сторонку! – скомандовал он.
Я отошел, не спуская глаз с ребенка.
Лиза Языкова вдруг закричала и забилась.
– Обрежьте веревки! – крикнул врач. – Быстрее!
Я сунул руку в карман, где лежал нож, но Димитров меня опередил. Кто-то из оперов помог ему, и через несколько секунд девочка была свободна. Врач вместе с фельдшером прижали ее к кровати и ввели успокоительное.
– Тихо! Тихо! – бормотал Димитров, в явном волнении наблюдая за этой процедурой. Кажется, он даже не осознавал, что говорит.
– Она ранена? – спросил я, когда ребенок утих.
Теперь она тихо стонала, мотая головой из стороны в сторону. По щекам текли слезы. Пришло в голову, что надо бы ее вымыть.
– Не знаю пока, – ответил врач. – Но не думаю.
– Откуда столько крови?
– Понятия не имею.
– Ее слишком много, – вставил фельдшер. – В девочке столько нет.
– Значит, чужая?
– Вероятно.
Через несколько минут врач объявил, что Лиза Языкова перепугана и находится в шоке, но совершенно цела, если не считать нескольких ссадин на лодыжках и запястьях, появившихся из-за веревок.
– Небольшое недоедание и обезвоживание, – добавил врач, подумав. – Что будет с ее психикой, вопрос отдельный.
Девочку обтерли мокрым полотенцем, укутали в одеяло и забрали в больницу.
Я вздохнул с облегчением, когда «Скорая» отъехала от дома. По сравнению с тем, что могло случиться, девочка легко отделалась.
– Слава богу! – выдохнул стоявший рядом со мной Димитров. – Хоть не убил!
Наверное, то же самое пришло в голову каждому, кто был с нами в квартире.
– Теперь надо взять Барыкина, – сказал я. – Рома, ты выяснил маршрут поезда? Где мы можем сесть на него?
Димитров кивнул и полез за блокнотом.
– Первая остановка на пути следования поезда Петербург – Москва будет в Чудово, – проговорил он, сверившись со своими записями. – Потом Бологое.
– Мы должны сесть в Чудово.
– Успеем? – В голосе Димитрова прозвучало сомнение.
– Должны. На машине, если не будет пробок…
Лейтенант скептически усмехнулся.
– В общем, шансы у нас невелики, – сказал он.
– Не будем терять время. Ехать долго, а мы не знаем ни где Наумов планирует встретиться с Языковой, ни где намеревается покончить с ней.
Димитров ничего не ответил, но я понимал, о чем он думает: вероятность того, что нам удастся помешать Пожирателю, с каждой минутой приближается к нулю. Дочь мы не спасли, надо смотреть правде в глаза – он сам отдал ее нам. Если бы захотел, срезал лицо, съел, и нам достался бы сейчас изувеченный труп.
– Чья, интересно, там кровь? – проговорил Димитров.
– Неважно. Может, купил на скотобойне или убил какое-нибудь животное. Вероятно, это та же кровь, которой он измазал дверь учительницы. Просто кое-кто продолжает с нами играть. Устроил мизансцену, рассчитанную на внешний эффект.
– Типа все это могло бы быть на самом деле, если бы я захотел? Окровавленный труп на кровати?
– Да. Но каннибал старается не убивать тех, кто не имеет отношения к его ритуалу. Думаю, ему важно, чтобы мы поняли: он не психопат, просто получающий удовольствие от того, что забирает чужие жизни. У него есть план, и его действия носят особый смысл.
– Довольно странный способ показать, что ты не псих, – заметил Димитров. – Залить всю комнату кровью!
У меня зазвонил телефон. Это была Аня.
– Что происходит?! – спросила она с ходу. – Только, пожалуйста, отвечай честно! Я не могу находиться в неведении! Сижу как на иголках.
Почти десять секунд я колебался, борясь с искушением отбрехаться общими фразами, но затем сказал:
– Аня, сейчас мы отправляемся в погоню за Наумовым. Вернее, Барыкиным.
– Как? – Девушка заметно вздрогнула. – Так все-таки?..
Я кивнул:
– К сожалению, да. Это один и тот же человек.
Короткая пауза.
– И никаких сомнений?
– Никаких.
– А что значит «в погоню»?
– Мы предполагаем, что он сядет на поезд до Москвы в Чудово или Бологое. Хотим перехватить его.
Снова пауза.
– Где вы сейчас? – В Анином голосе чувствовалась решимость.
– Неважно. Слушай, я потом тебе все объясню, но сейчас я должен…
– Подожди, Валера! Возьми меня с собой!
– Что? – Я не поверил своим ушам, потом невольно рассмеялся. – Аня, ты что?
– Я серьезно! Мне нужно быть там. Если это действительно Юра… возможно, я смогу его…
– Что?
– Остановить!
– С чего ты взяла?
– Ты же знаешь, у нас были отношения. Не все ладилось, но мы точно были друзьями.
