Аккуратно, чтобы не оставить свои отпечатки.
– Его положили на алтарь под покрывало. Кощунство!
– Когда оставили? – Письмо буквально жгло мне руку, но я понимал, что открывать его в спешке нельзя – в идеале его следовало бы прочесть не раньше, чем его осмотрит Полтавин, но что-то мне подсказывало, что в данной ситуации лучше поторопиться.
– Не знаю, но не раньше сегодняшнего утра. Часов после восьми – раньше служка поправлял покрывало и заметил бы конверт.
– Вы его спросили?
– Разумеется. Только что. Подумать только, превратить церковь в какое-то… почтовое отделение! – Отец Григорий дал волю возмущению, его борода мелко затряслась.
– Кто вам дал это письмо сейчас? – прервал я его.
– Отец Еремей. Он нашел его, готовя алтарь к службе. Я сказал, что знаю, кому оно адресовано, и забрал.
– Его только что обнаружили?
– Да, пока мы с вами разговаривали.
– Кто входил в церковь за это время? В течение последних двадцати минут?
– Откуда же мне знать, сын мой? – Глаза священника округлились. – Я ведь с вами был, здесь.
– Можно опросить служителей? Я привезу фотографии для опознания.
Отец Григорий пожал плечами.
– Если хотите, попробуйте. Но вряд ли они кого-нибудь вспомнят. В церкви не принято разглядывать друг друга. Общение с Богом – дело личное.
Я понимал, что он прав.
– Не хотите прочитать письмо? – поинтересовался священник.
– У вас есть нож?
– Конечно.
Отец Григорий подошел к бюро и достал небольшой канцелярский ножик.
Я аккуратно разрезал край конверта и вытащил сложенный вдвое листок писчей бумаги, держа его за самый край. Затем раскрыл, помогая себе кончиком ножа. Текст был отпечатан на принтере.
Содержание оказалось следующим:
Ультиматум
Я предполагал, что первый вариант моего плана может сорваться из-за вас, старший лейтенант. Меня не удивило, что вы, а вернее, полицейские, которыми вы руководите, помешали вдове покончить с собой и тем самым завершить вереницу смертей.
Думаю, вы уже поняли, что мной движет месть. Те, кого я назначил на роль жертв, должны быть убиты, а их лица – поглощены мной. Я почти сделал все, что хотел, дело осталось за малым. Речь о Языковой, разумеется. Она присоединится к остальным – рано или поздно, так или иначе. Вы заметили, конечно, что я готов был принести жертву – отказаться от ее лица. Но теперь я решил иначе: оно должно быть поглощено мной, как и лица других.
Вам известно, что дочь Языковой находится у меня. Пока что она жива и здорова, но я не стану возиться с ней вечно, как вы сами понимаете. Это значит, что вы должны найти способ или освободить ее, что будет нелегко, или доставить мне Языкову. Понимаю, что по своей воле и официально сделать вы это не можете, поэтому предлагаю выход: предоставьте женщину самой себе. Снимите охрану, и очень скоро она придет ко мне – так же как приехала на мост.
Даю вам два дня. Больше не могу, ибо девчонка на редкость прожорлива.
Искренне ваш, Пожиратель
Я аккуратно вложил листок обратно в конверт, достал пакет (всегда ношу несколько во время следствия на случай, если обнаружится улика) и положил в него письмо.
– Спасибо, что рассказали о человеке в бинтах, – проговорил я, поворачиваясь к отцу Григорию. – И за это, – я слегка встряхнул пакет, – тоже.
– Это от убийцы? – спросил священник. – Того, который орудует в школе?
– Не в школе, – поправил я его. – Жертвами становятся учителя, но в школе было обнаружено только одно тело.
Отец Григорий перекрестился.
– Мне нужно идти, – сказал я, направляясь к двери. – Если тот человек появится, сообщите мне. – Я протянул священнику визитку с номером своего мобильного телефона.
– Хорошо, – кивнул тот, беря картонный прямоугольник.
Покинув церковь, я первым делом поехал к Полтавину, чтобы отдать ему пакет с письмом. Объяснил, как он был обнаружен. Криминалист выразил недовольство тем, что я вскрыл конверт, но особенно не бухтел, понимая, что мне необходимо было узнать содержание послания.
– Поспорим, что на письме нет отпечатков? – предложил он.
– Их никогда не бывает, – ответил я.
– Не скажи! Вдруг преступник нарочно оставил? Может, не свои, а чужие, чтобы сбить тебя со следа.
– Нет, спасибо. Обойдемся без пари.
– Раньше ты был азартней, – с осуждением покачал головой Полтавин.
После разговора с медэкспертом я созвонился с Димитровым и договорился встретиться с ним в отделе, поскольку он сказал, что готовы результаты проверки документов по тому списку, который я ему дал.
– Лучше сам посмотри, – ответил он мне, когда я спросил, есть ли что-нибудь интересное. Из этого я сделал вывод, что не со всеми документами порядок, а значит, возможно, нам удастся определить убийцу.
Я предполагал, что Барыкин поступил на работу в школу под чужим именем, изменив внешность после автокатастрофы, в которой вовсе не погиб. Воспользовался ли он случаем или все организовал намеренно, принципиального значения не имело. На данный момент я только хотел знать, кто выдает себя за другого и является ли этот человек убийцей.
Димитров ждал меня в своем кабинете. Он сидел за столом и поглощал лапшу из пластикового контейнера. Кружка с дымящимся кофе стояла справа, рядом с ней дожидался своей очереди слоеный пирожок.
– Здорово! – кивнул лейтенант, когда я вошел. – Трапезничаю вот. Жена снарядила провиантом. Как дела?
Я рассказал ему о своем визите к отцу Григорию.
– Значит, этот Пожиратель хочет, чтобы ты отдал ему Языкову? – проговорил, выслушав меня, Димитров.
– Вот-вот. Причем, если ты заметил, предполагалось, что письмо прочту только я.
– Он пытается затащить тебя в свою лодку. Хочет, чтобы ты вступил с ним в сговор.
– Похоже на то. Что там с документами? Кто у нас волк в овечьей шкуре?
– Смотри сам. – Димитров достал из ящика стола несколько соединенных скрепкой листков и протянул мне. – С электриком, историком и физиком все в порядке. Так же как с теми тремя, которые уволились. Они у тебя были красным отмечены и вообще отдельно отложены.
Я кивнул.
– А остальные?
– Августов, учитель информатики, уклоняется от военкомата. Переехал из Новгорода и не отметился. Сейчас у него возраст уже не призывной, кроме того, для нашего дела это значения не имеет, но ты же просил проверять нарушения в документах, так?
– В принципе да. Хотя в основном меня интересует, не выдает ли кто-нибудь из этой компании себя за другого человека.