– Все нормально? – Димитров вышел и оглядел меня с подозрением. – Тебе плохо, что ли?
– Нет, – я встал, – просто в фургоне слишком душно.
– Я узнал, куда отвезли Языкову. Едем?
– Конечно.
Мы вернулись в минивэн, и он тотчас тронулся.
Похоже, убийца не вел Языкову всю дорогу, как мы подозревали: он ждал ее у моста, где ей предстояло облить себя жидкостью для розжига и живым факелом полететь в Кузьминку. Скорее всего, он засел в лесу с биноклем и мобильником и наблюдал. И едва ли он расположился дальше, чем в сотне метров.
– Надо обследовать все вокруг моста, – сказал я Димитрову.
– Зачем?
Я объяснил.
– И кто это будет делать? Ты представляешь, сколько для этого нужно народу?
– Представляю.
– И что?
– Людей я найду.
– Как?
– Это мое дело.
Димитров недоверчиво фыркнул:
– Даже если убийца сидел в лесу, что ты там хочешь найти?
– Мало ли.
– Нет, я понимаю, что если он нассал под кустик, или оставил там свои волосы, или отхаркнулся, то у нас будет его ДНК. Но как ты отличишь его ДНК от ДНК грибников и всех прочих, кто побывал в лесу за последнее время? Я уже не говорю о том, что не будем же мы проверять на ДНК всех, кто работает в школе.
– Почему?
– Представляешь, сколько времени это займет?! Кроме того, что на это нужно согласие тех, чьи ДНК ты берешь на экспертизу.
– Не всегда, – возразил я.
Димитров кивнул.
– Если речь идет о подозреваемом, это другое дело, но вся школа не может быть в подозреваемых!
– Не надо всю. Проверим только тех, кто…
– Кто что?! – раздраженно перебил меня Димитров. – Подходят по возрасту? Полу? Какими критериями пользоваться?
– Например, поддельный паспорт.
– Что?
– Ты получил результаты проверки документов по тому списку, что я тебе дал?
Димитров насупился:
– Слушай, Валера, ты вот приехал, командуешь тут, словно мы все должны бегать, как савраски, с утра до вечера! А у нас, между прочим, людей – раз, два и обчелся, ясно? И оборудование не такое, как во всяких лабораториях навороченных. И все эти экспертизы, анализы и проверки занимают не пять минут!
– Я так понимаю, результатов нет? – ответил я спокойно.
– Нет! – рявкнул лейтенант, отвернувшись.
Минивэн свернул к красному с белой окантовкой зданию за решетчатой оградой.
– Это больница Семашко, – прокомментировал Димитров. – Сюда привезли Языкову.
Мы вылезли из машины и направились ко входу. Внизу нас встретили опера – они ненамного опередили нас.
– Где она? – спросил я.
– В психиатрическом, – ответил один из оперов. – Так-то с ней все в порядке, но истерику закатила такую, что пришлось вколоть ей…
– Это я знаю. На каком этаже вы ее оставили?
– Вот доктор, он проводит. – Опер указал на невысокого брюнета плотного телосложения в круглых очках в черной пластмассовой оправе.
– Тушинский, – представился тот, услышав наш разговор. Голос у него был хриплый, словно простуженный. – Вас Языкова интересует?
– Да, она.
– С ней все в порядке. Не считая попытки суицида, конечно.
– Думаю, я вам должен кое-что объяснить, – сказал я. – Дело в том, что это было не совсем то, что вы, наверное, думаете.
Брови у врача удивленно приподнялись. На лбу мигом собралось несколько глубоких морщин.
– Пациентка намеревалась облить себя горючим средством, поджечь и спрыгнуть с моста. Я ничего не перепутал?
– Нет, все правильно.
– Тогда…
– Давайте пройдем туда, где мы сможем поговорить спокойно, – прервал я Тушинского, беря его под руку. – Нам понадобится ваша помощь. Дело в том, что на Языкову может быть совершено покушение.
Врач вздрогнул:
– В каком смысле?
– В самом прямом.
Мы отправились к нему в кабинет, и я изложил Тушинскому суть проблемы. Не вдаваясь в детали, разумеется.
– Так что мы поставим охрану возле палаты Языковой, – проговорил я, подводя итог разговора. – А вы уж, пожалуйста, организуйте дело так, чтобы к ней приходили только одни и те же медсестры и вообще персонал. И проинструктируйте работников на ресепшене, чтобы никому не сообщали, где находится Языкова.
Тушинский закивал:
– Конечно, конечно. Я надеюсь, все-таки здесь никто не попытается убить пациентку.
– Я тоже надеюсь. Но нужно быть готовыми ко всему.
– Понимаю! – торжественно изрек доктор.
Через полчаса все было готово, и палата Языковой превратилась в неприступную крепость. Хотя Тушинский считал, что в целом пациентка относительно здорова, тем не менее он рекомендовал ей остаться в больнице хотя бы на неделю – с учетом того, что похищение дочери может в любой момент привести к срыву.
Я со своей стороны склонялся к тому что это нежелательно. Убийца наверняка захочет выйти с Языковой на связь, но, пока она в больнице, ему это не удастся. А если дело затянется, он может счесть, что проще прикончить ее дочь, и придумать какой-нибудь другой план. Вот только я не знал, как донести эту мысль до Языковой.
Впрочем, на ближайшие пару дней она все равно становилась обитательницей больницы, так что можно было заняться в это время другими делами. Например, выяснить обстоятельства гибели Юры Барыкина, что я и собирался сделать с утра.
Сейчас же я отправился на Красноселку, чтобы убедиться, что с Аней все в порядке и ей ничего не грозит.
В кино часто показывают, как маньяк запугивает или преследует девушку главного героя (даже если она еще не стала его девушкой), но в жизни обычно преступники не тратят время и силы на подобные вещи. Уже хотя бы потому, что для этого необходимо следить за тем, кто ведет расследование, а это не так-то просто, да и удовольствия никакого. Поэтому меня удивило, что маньяк отправил Ане цветы.
Должно быть, у него совсем съехала крыша – ну, или он действительно пытался отвлечь наше внимание, чтобы разобраться с Языковой.
Я лично склонялся ко второму варианту. Уже хотя бы потому, что это означало: девушке на самом деле не грозит опасность.
Когда я поднялся на этаж, навстречу мне вальяжно спустился здоровый мужик в спортивном костюме и кроссовках. Я его с трудом узнал: это был один из местных оперативников.
– А, это вы, – прогудел он равнодушно.
– Тебя Димитров сюда охранять прислал? – уточнил я.
