– Женщина вышла из магазина, – доложил опер. – Села в машину и едет по направлению к вокзалу.
– Пусть все держатся так, чтобы не потерять ее из виду, но и не попасться на глаза убийце. Уверен, он тоже где-то на дороге, – сказал я.
Опер передал мои слова по рации.
– Зачем она заезжала в магазин? – проговорил Димитров.
– Преступник проверял, есть ли за ней хвост, – ответил я. – Если какая-нибудь машина останавливается и ждет человека, значит, в ней полицейские.
– Она ничего не купила?
– У нее в руках пакет, но что в нем, не видно, – проговорил опер, передав мой вопрос по рации и получив ответ.
– Куда она направляется?
– Пересекла Октябрьский бульвар, едет в сторону Железнодорожной улицы. Скорее всего, ей велели выбраться из города.
Я чувствовал себя в западне: одна женщина вынуждена подчиняться приказам убийцы, другая получила от него цветы, а я должен сидеть в микроавтобусе и слушать, что передают по рации, не имея возможности предпринять что-то конкретное.
– Может, остановить ее? – неуверенно предложил Димитров.
– А если из-за этого погибнет ее дочь?
– Нет гарантии, что она еще жива.
– Но и уверенности в обратном – тоже.
– По статистике… – начал было Димитров, но я его перебил:
– Знаю, Рома, знаю! Чаще всего жертв похищения убивают сразу, а затем уже шантажируют родственников. И никто не собирается никого никому возвращать. Но тот, кого мы ловим, любит ходить по краю, он хочет поиграть с нами. Думаю, он будет соблюдать собственные правила, чтобы обострить ощущения.
В этот момент вмешался опер:
– Объект пересек бульвар Алексея Толстого, мы меняем машину.
– Хорошо. Похоже, Языкова действительно выезжает из Пушкина.
– Что ему от нее надо? – пробормотал Димитров.
– Надеюсь, он выйдет на контакт, – сказал я.
– Неужели попадется на живца? – В голосе лейтенанта сквозило сомнение.
– Не знаю. Но надеюсь.
– Объект движется по Железнодорожной улице, – сообщил опер.
– Если наша машина и дальше будет висеть на хвосте у Языковой, убийца точно засечет слежку, – проговорил Димитров.
Я ничего не ответил: это и так было ясно. Но потерять автомобиль потенциальной жертвы мы не могли: это означало бы отдать ее в руки убийцы.
– Объект свернул направо, – заговорил опер, – едет в направлении железнодорожного полотна.
– Это Малая Октябрьская детская железная дорога, – прокомментировал Димитров.
– Объект движется вдоль железки, – сказал опер. – Набирает скорость.
Мы сидели молча, ожидая новых сообщений. Минут через пять поступило еще одно:
– Машина проехала мимо складов и теперь находится за городом. Движется в сторону Кузьминки.
– Что это? – спросил я.
– Кузьминка? Речка такая.
– А дальше что?
– В смысле?
– Ну, за ней.
Лейтенант собирался что-то ответить, но тут снова раздался голос опера:
– Женщина остановилась на мосту. Вышла из машины. Направляется к перилам. В руках пакет из магазина. Она достает бутылку объемом примерно пол-литра.
Я бросился к оперу и выхватил у него микрофон.
– Прием, это лейтенант Самсонов! Вы меня слышите?
– Так точно! Объект стоит у перил, смотрит вниз.
– Что она делает с бутылкой?
– Открыла, понюхала. Похоже, запах неприятный.
Мне вдруг стало совершенно ясно, что задумал убийца. Это был чудовищный план, по которому вдова Языкова должна была сама совершить свою казнь. Причем весьма жутким способом!
– Где вы находитесь?! – крикнул я в микрофон.
Наверное, по лбу у меня тек пот, потому что я машинально провел по нему ладонью, и она стала мокрой.
– На мосту. Подъезжаем к женщине.
– Она хочет броситься вниз! Остановите ее!
Раздался щелчок, затем хлопанье дверей, тут же сменившееся визгом тормозов и чьими-то возмущенными воплями.
Я замер, прислушиваясь.
Димитров и опер стояли рядом, похожие на статуи. Их взгляды были вперены в меня. Я заметил, как у лейтенанта судорожно ходит над воротником кадык.
Что-то зашуршало, голоса стали сильнее, теперь ясно различались женские рыдания.
– Все, мы ее взяли! – сообщил опер, внезапно появившись в эфире. – Сопротивлялась и пыталась сброситься, так что, наверное, повезем в больницу, чтобы ей вкололи успокоительное.
– Что было в бутылке?
– Жидкость для розжига. Их для мангалов продают. Похоже, она собиралась себя поджечь, – неуверенно предположил оперативник.
– Не спускайте с нее глаз! Держать под постоянной охраной.
– Ладно. Я пошел, а то ребятам помощь нужна.
– Подождите! – остановил его я.
– Что?
– На мосту были другие машины?
– Нет.
– Может, велосипедисты?
– Никого. Мы бы задержали любого, кто там оказался.
– Ясно. Ладно, идите.
Он отключился, я опустил микрофон. От сердца отлегло, но не до конца, ведь в руках преступника оставался ребенок. Что может сотворить с ним озлобившийся каннибал?
– Похоже, убийца пытался заставить Языкову покончить с собой, – сказал я, глядя на Димитрова и опера. – Теперь ее доставят в больницу. Скорее всего, он постарается достать ее там.
– И не забывай, что у него девчонка, – мрачно проговорил Димитров.
– Забудешь тут! – Я опустился на стул и достал телефон. Набрал Анин номер. – Алло, это Валера. У тебя все нормально?
– Вроде да.
– Сиди дома, я постараюсь подъехать.
– Когда?
– Не знаю. Как получится.
– Что у вас там происходит?! – Голос у девушки был встревоженный, но не испуганный.
– Объясню, но не по телефону. Все, мне пора. – Я отключился, не дожидаясь дальнейших расспросов.
– Куда теперь? – спросил, глядя на меня, Димитров.
– В больницу. Думаю, у вас тут их не много?
– Я уточню, куда доставят Языкову.
Хотелось глотнуть свежего воздуха, и я вышел из фургона на улицу.
Небо было серое, но солнце виднелось сквозь тучи – тусклый фонарь в туманном мареве. Я смотрел на него почти минуту, затем присел на бордюр. Вытер лицо ладонями, пригладил мокрые от пота волосы. Пока мы сидели в машине, я не чувствовал особого напряжения и удивился, что, оказывается, был настолько сконцентрирован на происходящем.
