– Значит, после этого преступник мог уйти, а мог оставаться в спортзале какое-то время.
Димитров кашлянул.
– Он мог уйти, но не через черный ход, – сказал он.
Я понял, что лейтенант имеет в виду.
– Да, если это один из тех, кто работает в школе. Взять у Храброва ключи, открыть черный ход, затащить тело или еще живую жертву, обставить ритуал, выйти в коридор, запереть спортзал снаружи, отнести ключи в учительскую или канцелярию… Нет, так не получается! Обнаружился бы лишний комплект ключей.
– Все правильно, – проговорил Димитров. – Поэтому убийца мог взять ключи от двери, ведущей в спортзал из коридора, в канцелярии. И туда же вернуть утром.
– Логично, – согласился я. – А что со скрипкой и анализом воды?
– С анализом очень интересно. Оказалось, что эти волокна на самом деле трава.
– В смысле?
– В прямом. В бассейн кто-то бросил пучок травы.
– А что за трава?
– Это еще интереснее. Полтавин утверждает, что привозил такую домой прошлым летом из Египта. Это местный сувенир, называется «Каф Марьям», по-нашему – «Рука Марии». Если эту сухую на вид травку положить в воду, через пару дней она расцветает голубыми цветочками. Считается, что «Каф Марьям» приносит удачу – так сказал Полтавин. Правда, Храброву малость не повезло, но, может, убийца хотел, чтобы удача была на его стороне.
– Рука Марии, – повторил я, пропуская последнюю фразу Димитрова мимо ушей. – Слушай, мне надо кое-что проверить, а потом я тебе, скорее всего, перезвоню. Найди пока парочку оперов, и будьте наготове.
– Серьезно? Что-то проклюнулось? – Лейтенант оживился, но мне не хотелось его обнадеживать: я и так уже однажды неправильно расшифровал послание.
– Полчаса, – сказал я, бросая трубку.
Факс от Жульина пришел, пока я ходил в туалет.
Я выдернул листок из аппарата и принялся читать список учителей. Ничего похожего на Марию Языкову, Язычкову, Язычкину или Неверующую. Я даже проверил, нет ли среди работников школы Фомина или Фоминой – на случай, если убийца намекал на Фому Неверующего. Бесполезно! Человека, который должен был стать следующей жертвой, в факсе не было.
Я снова позвонил Жульину.
– Ну как, вам помог мой список? – спросил тот, едва я представился.
– Нет. Мне нужно знать, не работала ли в школе раньше, лет тринадцать назад, Мария Языкова, Язычкина, Фомина или Неверующая.
– Я посмотрю. Это срочно?
– Еще как!
– Хорошо, сейчас прямо и займусь.
Он позвонил мне через четверть часа.
– Никакая Мария в школе не работала, зато был у нас, оказывается, завхоз по фамилии Языков. Уволен тринадцать лет назад. Написано, что по собственному желанию.
Неужели?! Можно ли считать это удачей?
– Пришлите мне все данные на него, – попросил я.
– Хорошо, подождите.
Факс пришел через десять минут.
Я оторвал ленту, выписал адрес и номер телефона, сложил листок и сунул в карман.
Выяснять, какую роль сыграл завхоз в пожаре, случившемся тринадцать лет назад, было некогда, тем более об этом и так можно было догадаться: возгорание произошло из-за того, что вовремя не была заменена проводка в школе. Было ли это виной Языкова или чьей-либо еще, убийца вполне мог считать, что причиной всему – бывший завхоз.
Я позвонил Димитрову.
– Ты готов?
– В смысле?
– Нашел людей, как я просил?
– А, да. Что, уже пора?
– Да, записывай адрес, встретимся там. Возможную жертву зовут Языков Николай Петрович. Подходит и по имени, и по фамилии.
Я продиктовал Димитрову адрес.
– Кто он такой? – спросил тот.
– Работал завхозом в школе. Правда, давно.
– С чего ты взял, что это он? По-моему, Языков никакого отношения к Паганини не имеет.
Пришлось объяснить, как я расшифровал послание.
– Хм. Запутанно как-то, – неуверенно проговорил лейтенант. – Да и натянуто.
– Все равно больше никто не подходит.
– Ладно, мы выезжаем. Ты скоро будешь?
– Я уже иду к машине. – Я действительно вышел из отдела и направился к своему «Олдсмобилю».
– Тебе, кстати, еще нужна скрипка? Звонил Полтавин, сказал, что он с ней закончил и инструмент можно забрать.
– Потом заберешь. Сейчас важнее всего добраться до Языкова раньше убийцы.
– Если на этот раз ты не ошибся, – напомнил Димитров. – Извини, но такое уже было.
– Знаю. – Я сел в машину и завел мотор. – Встретимся у него.
– Хорошо.
Я добрался до дома Языкова за тридцать пять минут.
Причем это действительно оказался дом – за чугунной оградой, двухэтажный кирпичный особнячок в элитном поселке, где повсюду натыканы камеры и домики охранников, а на воротах – домофон и электронный замок.
Димитров и опера уже прибыли – их машины стояли возле клумб с алыми гвоздиками. Сам лейтенант курил, присев на капот своего «Фольксвагена».
– Что? – спросил я, подходя. Меня охватили самые плохие предчувствия. – Опоздали?!
– Не то слово, – отозвался Димитров мрачно. – Лет на шесть.
– В каком смысле?
Лейтенант выпустил струю дыма и сплюнул на фигурную плитку.
– Помер твой Языков шесть лет назад. Заметь, сам, безо всякой помощи со стороны. Язва у него открылась на третье января, через час от внутреннего кровотечения загнулся. Только до больницы успели довезти.
Я окинул растерянным взглядом дом, из трубы которого струился белый дым. Тяжелые решетки на окнах, гараж с правой стороны.
– А кто здесь тогда живет?
– Его вдова и двое детей. Этот особняк он успел отгрохать еще до смерти. Видимо, неплохо заработал, пока был завхозом, – усмехнулся Димитров. – Да и потом.
– А после того, как его уволили из школы, где он работал?
– В строительной фирме. Слушай, какая разница? – Димитров затушил окурок в клумбе и открыл дверь «Фольксвагена». – Он уже умер. Ты опять ошибся, Валера. Нам тут нечего делать.
– А где опера?
– Пошли в сортир. Сейчас вернутся, и поедем в отдел. Мне еще за скрипкой тащиться, между прочим.
– Подожди, мы еще никуда не уезжаем.
– Почему это? – Димитров замер.
– Ты сказал, что здесь живет вдова Языкова, так?
– Ну, да.
– Как ее зовут? Часом, не Мария?
– Мария Семеновна, да. Как ты догадался?
