– Ты что тут делаешь? – спросил я.
– Дышу свежим воздухом. Что там с посланием? Уже расшифровал что-нибудь?
– Какое! – Я махнул рукой. – Ничего не клеится.
– Плохо! – вздохнул, выпуская дым через ноздри, Димитров.
– Может, он уже убивает следующую жертву. Этот парень работает, как мясник на заводе. Не покладая рук.
– Да уж, это точно. В скорости ему не откажешь. Меня только вот что удивляет.
– Ну?
Димитров выбросил окурок в урну у крыльца.
– Он нисколько не скрывает того, что имеет отношение к школе. Чего стоит хотя бы эта скрипка! Почему было не спереть ее где-нибудь еще и просто бросить в бассейн?
– Хочешь сказать, он специально наводит нас на мысль, что работает здесь?
Лейтенант пожал плечами:
– А тебе так не кажется?
– Я думаю, это часть плана. Но, может, ты и прав.
– Если да, то убийца почти наверняка не имеет к школе никакого отношения. Возможно, он даже попытается подбросить улики кому-нибудь из учителей.
– Надо выяснить, как жил Храбров. И что связывало его с другими жертвами, кроме общей работы.
– Мы проведем у него в квартире обыск. Полтавин обещал завтра утром предоставить отчет.
– А скрипку?
– Зачем она тебе? Я же сказал про струны. Больше ничего особенного в ней нет.
– Принеси ее в отдел, как только Полтавин отдаст.
Димитров усмехнулся:
– А ты упертый!
– Мы договорились?
Он кивнул.
– Конечно, Валера. Ты же у нас главный.
– И вот еще что. – Я протянул ему список учителей, полученный от Жульина. – Хотел сам заняться, но некогда. Проверь документы этих товарищей. И тщательно.
– Зачем? – Димитров принялся с любопытством разглядывать фамилии. – По какому принципу ты их отобрал?
– Это те, кто работал в школе последние два года.
– И что? При чем тут это?
Мне не хотелось говорить, что я никак не могу расстаться с версией о том, что пожар тринадцатилетней давности связан с теперешними убийствами. Вряд ли Димитрова впечатлит тирада о профессиональной интуиции.
– Рома, просто сделай это, ладно?
Тот пожал плечами:
– Ну, хорошо.
– Выясни также, кто из них с кем живет.
– Будет сделано.
Я поехал в отдел. Нужно было сосредоточиться и пораскинуть мозгами: убийца, возможно, уже подбирается к следующей жертве. Сколько у меня в запасе? Час, полдня, сутки? Предыдущий опыт показывал, что времени может и не быть вовсе. Сейчас, когда я расстался с Аней, все мои мысли снова завертелись вокруг дела.
Припарковавшись, я прошел прямо в кабинет Димитрова. Включил компьютер и открыл интернет-браузер.
Преступник сидел где-то в своем логове и сочинял головоломки для полиции. Он хотел обставить убийства как ритуал и для этого оставлял подсказки, зная, что мы едва ли сумеем найти решение вовремя. Возможно, это подстегивало его, добавляло адреналина.
Я представил, как он поедает нарезанные кусками лица. Запихивает себе в рот и медленно пережевывает, смакуя и упиваясь безнаказанностью.
Готовит ли он их или употребляет сырыми? Образ убийцы был расплывчатым, словно некая зловещая тень нависала над столом, уставленным тарелками. Почему-то я был уверен, что он жарит лица своих жертв: должно быть, из-за того, что он обставлял все с использованием огня. Пламя сыграло в его жизни важную роль – как и вода.
Я вспомнил портрет на фотографиях Юры Барыкина. Его тело опознали по часам и медальону. Мог ли он инсценировать свою смерть, чтобы беспрепятственно осуществить месть?
Я вынужден был напомнить себе, что ни Короб, ни Аня не опознали на снимках учителя из своей школы. Барыкин не устраивался туда, но он мог кружить где-то поблизости, выслеживая тех, кто как-то оказался виновен в том, что с ним случилось тринадцать лет назад.
И все же складывалось впечатление, что убийца знает школу слишком хорошо, чтобы быть человеком со стороны, пусть даже бывшим учеником. За такое время могло измениться очень многое, а память несовершенна.
Но сейчас требовалось сосредоточиться на расшифровке очередного послания.
Я ввел в поисковик: «Паганини, перевод» и приготовился ждать. Однако ссылки выпали практически сразу. Просмотрев несколько, я понял, что это бесполезно. Фамилия великого скрипача никак не переводилась.
Мне пришло в голову, что, возможно, ее следует разложить на части, хотя я был уверен, что преступник не стал бы повторяться. Я попробовал разные варианты, но ничего вразумительного не получилось.
Наконец компьютер выдал перевод части «pagan» – «язычник, неверующий, атеист». Несколько неожиданно, но, может быть, это и есть подсказка?
Я позвонил в секретариат школы, трубку поднял Жульин.
– Алло, это старший лейтенант Самсонов. Опять.
– Что случилось на этот раз? – поинтересовался секретарь.
– Работает ли в школе человек с фамилией типа Языков, Язычков, Неверующий, Неверящий. Ну, или что-то в этом роде. Женские фамилии тоже учитываются.
– Слушайте, может, я вам по факсу перешлю список работников школы?
– Это было бы идеально.
– Давайте номер.
Я продиктовал цифры, записанные на аппарате Димитрова.
– Хорошо, – сказал Жульин. – Минут через пять-десять ждите.
Я повесил трубку и подошел к окну.
Снова собирался дождь. Небо приобретало серый цвет, хотя кое-где еще виднелись лазоревые клочки. Я с детства терпеть не мог такую погоду: ни то ни се!
Отец говорил, что мне придется в жизни тяжело, потому что я делю мир на черное и белое, не желаю замечать оттенков. Что ж, я вырос и понял, что вокруг все серое. Но, так или иначе, рядом с нами всегда существует зло, и кто-то должен ему противостоять. Я не из тех, кто подставляет другую щеку.
«Добро должно быть с кулаками» – это мой девиз, и я следую ему вот уже сколько лет.
Я открыл одну створку окна, и в кабинет потянуло свежестью.
Зазвонил стационарный телефон. Я поднял трубку.
– Алло?
– Валера, ты? – звонил Димитров.
– Да, слушаю.
– Мы выяснили, за какое время нагревается бассейн. За два часа пятнадцать минут. Кроме того, Полтавин подсчитал, за сколько она могла остыть до той температуры, которая была в бассейне, когда он приехал.
– Он и это замерил? – удивился я.
– Как только обратил внимание, что вода слишком теплая. В общем, получается, что убийца включил нагреватель около семи утра. Плюс-минус полчаса.
