– Рачковская Антонина Николаевна, сорок три года. Смерть наступила из-за обильной потери крови, которая, в свою очередь, произошла в результате рассечения шейной артерии. Проще говоря, ей перерезали горло.
– Это я и так знаю. Давай по существу. Есть признаки, что…
– Ее грохнул тот же, кто полакомился лицами Зинтарова и Сухановой? Нет, этого я утверждать не берусь.
– А нож, которым орудует убийца?
– Надрезы недостаточно глубоки, чтобы можно было понять, какой тип лезвия используется. Это во-первых. А во-вторых, мы искали следы крови Зинтарова и Сухановой в ране на шее Рачковской, и не нашли.
– Если бы орудие убийства было то же, кровь должна была попасть в рану.
– Скорее всего. Но это не значит, что нож был другой. Преступник мог тщательно вымыть оружие или обработать нашатырем. В общем, порадовать тебя мне нечем.
– Извини, что спрашиваю, но под ногтями никакого биоматериала не обнаружилось?
Полтавин демонстративно вздохнул и закатил глаза.
– Прощаю! В последний раз, хотя знаю, что тебя это не остановит. Нет, никакого биологического материала. Только обычная грязь. Рачковская своего убийцу не царапала. Труп смотреть будешь?
Полтавин отлично знал, что я терпеть не могу разглядывать мертвецов, но переступаю через себя, если это нужно для дела. Однако в данном случае необходимости вроде не было.
– Спасибо, обойдусь.
– Хозяин – барин, – пожал плечами криминалист. – Но ты заезжай, если что. Я Рачковскую подержу тут несколько дней. На всякий случай. А то я ведь знаю, как тебя иногда осеняет. И, кстати, попробуй диетку-то. А то доведешь себя до язвы, а поскольку мы с тобой так и не поспорили…
– Пошел ты! – не выдержал я. – Чтоб тебя…!
Полтавин расхохотался, совершенно довольный собой.
* * *
Несмотря на бушевавший за окном ливень, в кабинете Димитрова было душно.
Я вытер катившийся с виска пот и взял пластиковый стакан с водой. По радио играла «You will never know» Imany.
Недавно мне позвонил Башметов, мой непосредственный начальник. Интересовался, как продвигается расследование. Я кратко обрисовал ситуацию и перспективы.
– Тебе не надо подкрепления? – спросил Башметов. Было слышно, как он попыхивает в трубке своей неизменной сигарой. – Может, прислать кого-нибудь из наших?
– Не нужно. Я сработался с местным следаком и думаю, если сюда понаедут чужие, налаженная связь может… пострадать. А на незнакомой территории лучше дружить с теми, кто знает ее как свои пять пальцев.
Башметов усмехнулся:
– Подумайте, какие тонкие отношения!
– Именно что тонкие.
– Ладно, поступай как знаешь. Хотя ты и так это делаешь. Всегда.
– Спасибо, шеф.
– Это был не комплимент.
– Я догадался.
– Ну-ну! Одинокий ковбой. – Башметов снова фыркнул. – Не надоело самому-то бегать везде? Сколько раз тебе говорил…
– И я вам столько же раз отвечал, что не ради кабинетной работы пошел в полицию.
– Да, помню: ты у нас идейный. Только меня все дергают, спрашивают, почему такой ценный кадр до сих пор в старлеях ходит. Тебе давно пора на повышение. Даже и по возрасту.
Терпение! Нужно просто терпение, твердил я себе, слушая разглагольствования шефа.
Он возвращался к этой теме с упорством, достойным лучшего применения.
Как убедить человека, что ты принимаешь непосредственное участие в расследовании «на земле» не потому, что не наигрался в детстве с пистолетом, а просто потому, что иначе не умеешь? По должности старшего следователя я должен руководить другими, собирать бумажки и делать на их основе какие-то выводы. Но я себе подобного стиля не представляю. Мне нужно видеть своими глазами, слышать собственными ушами, смотреть в глаза людям, связанным с убитыми.
– Мы с вами этот вопрос уже проходили, – сказал я сухо, давая понять, что не настроен в сотый раз переливать из пустого в порожнее.
– Пообещай, что сменишь меня, когда мне выйдет срок уходить на пенсию, и я отстану, – сказал вдруг Башметов. – Пообещай, что не станешь ломаться и твердить, что хочешь до старости работать «на земле».
От неожиданности я растерялся. Наверное, шеф себя неважно чувствует, вот и расклеился.
– Поговорим, когда я вернусь. Мне трудно представить, что вы можете выйти в отставку, особенно если я своими глазами не вижу, как вы чахнете.
Башметов хмыкнул:
– Ладно, чертов хитрый лис. Но мы к этому разговору вернемся!
«Не сомневаюсь», – пробормотал я, когда он отключился и в ухе раздались короткие гудки.
Глядя за окно, я вспоминал этот диалог, и мне пришло в голову, что Башметов действительно уже, мягко говоря, не мальчик, да и здоровье у него не богатырское. Кажется, полгода назад он даже обследовался – тайно от нас, его подчиненных. Но Вероника, его дочь, мне по секрету шепнула, что у папы, мол, пошаливает сердце. Врачи запретили ему курить, но он продолжал дымить сигарами – правда, только на работе. Дома родные следили за тем, чтобы он вел «здоровый образ жизни».
Димитров сел за стол и придвинул стопку распечатанных листков.
– Итак, я сделал то, что ты просил, – проговорил он, взглянув на меня.
Я кивнул и выпил еще воды. У нее был какой-то металлический привкус.
– Здесь все, что я смог найти за это время про убитую. Собственно, сведения получены от соседей и сестры Рачковской. Я говорил с ней по телефону, сама она живет с мужем и детьми в Гатчине. Будешь читать или тебе пересказать, что я узнал?
– Давай своими словами.
– Хорошо. – Димитров быстренько пробежал глазами первую страницу. – Значит, так. Рачковская Антонина Николаевна, сорок три года, прописка Пушкинская. Работала в школе уборщицей восемь месяцев, до этого трудилась в какой-то фирме, занимавшейся строительными товарами. Фирма обанкротилась, Рачковская перешла в школу. Должна была через неделю выйти в двухнедельный отпуск. У нее есть дочь Дарья четырнадцати лет. Отец – Рачковский Федор Кириллович, с убитой в разводе уже пять лет, живет в Нижнем Новгороде. У него новая семья, двое детей. Сюда никогда не приезжал, иногда звонит дочери по телефону. Обычно в день рождения и на Новый год. Соседи сказали, что раньше здорово пил, теперь, как дела обстоят с этим, неизвестно. Та-ак, что еще? А, да! У дочери Рачковской костная саркома на ноге, сейчас она в больнице. Ей требуется операция, но своих денег у убитой не было, она ждала помощи из какого-то фонда. Операция назначена на август, число могу уточнить, если надо.
Что-то мне это напоминало. Словно перед глазами промелькнул сюжет из фильма. Из детектива. Женщине нужны деньги, но денег нет. Ее убивают. Между этими двумя фактами должна быть связь.
