– Никаких навязчивых идей, вроде мании преследования?
Марина Арсеньевна отрицательно покачала головой. В глаза бросились ее крупные старомодные серьги: красные камни, окруженные белыми помельче. Словно фантастические цветы.
– Поверьте, они нуждались в психологической помощи не больше, чем другие учителя нашей школы, – сказала психолог.
Я подумал, что Зинтаров, пожалуй, все-таки нуждался. Но, похоже, он предпочитал искать ее в церкви, а не в кабинете психолога. Хотя, возможно, он вообще ни с кем не говорил о своей тайной страсти.
– На самом деле я раньше работала психиатром, – сказала Марина Арсеньевна, прерывая мои мысли. – И, кстати, когда-то писала дипломную работу по серийным убийцам. Правда, это было очень давно, когда статьи на эту тему только начали выходить.
– Серьезно? – Я был искренне удивлен.
– Абсолютно. Так что, если хотите… – Марина Арсеньевна пожала плечами.
– Можете составить психологический портрет убийцы?
– Думаю, да. Но для этого мне нужно знать modus operandi, разумеется.
– Что знать?
– «Образ действия». Это по-латыни.
– А, вы имеете в виду почерк убийцы.
– Именно. Но вы, наверное, не захотите разглашать подробности дела.
Я задумался.
В принципе если Марина Арсеньевна была компетентна, то какой смысл искать другого специалиста и терять драгоценное время? Для того чтобы получить психологический портрет убийцы у наших штатных сотрудников, понадобилось бы пересылать им всю информацию по делу а потом ждать неизвестно сколько.
– Мне нужна будет ваша расписка о неразглашении, – сказал я. – Если вы действительно готовы сотрудничать с полицией.
Психолог кивнула:
– Конечно. Хоть сейчас могу подписать.
– Обычно люди не стремятся…
– Помогать полиции?
– Да.
– Ну, сейчас ведь лето, уроков нет. Так что делать все равно нечего. – Марина Арсеньевна обезоруживающе улыбнулась.
– Хорошо, давайте напишем расписку, а потом я вам расскажу, что знаю. У вас принтер работает?
– Как часы. Только бумагу надо проверить. Минутку.
Через десять минут Марина Арсеньевна подписала свежеотпечатанную расписку о неразглашении материалов следствия. Я сложил листок и спрятал в карман. Обычно документы такого рода действуют на людей.
В этой пожилой женщине я был вполне уверен. Во всяком случае, вряд ли она бегала по лесу, размахивая раскаленным клеймом, ножом или вилкой.
– Ну, так что там случилось? – Психолог приняла удобную позу, откинувшись на спинку вертящегося кресла.
Переведя дух, я начал рассказывать обо всем, что было известно мне самому на тот момент.
Марина Арсеньевна слушала, не двигаясь и даже почти не моргая. Она была сосредоточена и словно что-то обдумывала по ходу моего повествования. Когда я закончил, она еще полминуты сидела, не шелохнувшись, а затем подалась вперед и сняла очки.
– Ну что ж, – проговорила она медленно. – В принципе кое-какие предположения можно сделать уже сейчас. И, кстати, думаю, вы правы в некоторых своих выводах.
Тон, которым она говорила, выдавал опытного психиатра, уверенного в своих силах и компетентности.
– Каких именно? – спросил я.
– Например, в том, что убийца стремится причинить своим жертвам боль. Это говорит о желании совершить месть. И он действительно зациклен на лицах. Их… сдирание имеет для него ритуальное значение. Как и поедание. Если это, конечно, имеет место. Потому что это ведь ваше предположение, в первую очередь, хотя и очень похожее на правду.
Я кивнул.
– Каннибализм изначально символизировал ритуал, в котором сила врага передавалась победителю. Очевидно, убийца считает так же. Об этом говорит и тот грим, который он наносит себе. Для него поедание плоти жертв имеет сакральное значение. Кроме того, если он пользуется икуланибокулой, значит, он презирает тех, кого убивает.
– Может, он считает себя аристократом?
– Едва ли. Скорее всего, нежелание прикасаться к жертве руками означает унижение жертвы, а не возвышение себя. Убеждена, он действовал в перчатках. Не только для того, чтобы не оставить следов, но и из брезгливости.
– Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду.
– Очень рада. Вот только есть одна загвоздка. – Марина Арсеньевна сделала короткую паузу. – Этот убийца не похож на серийного. Я имею в виду определение, данное этому термину еще Робертом Ресслером, – пояснила она тут же.
С основами психологии серийных убийц я был, естественно, знаком – так же как и с основными научными публикациями на эту тему.
– В том смысле, что он слишком часто убивает?
– И это тоже. Но главное – он заранее выбрал жертвы, их количество. Он мстит конкретным людям. И не планирует продолжать убивать после того, как расправится с ними. И из этого напрашивается очевидный вывод.
– Какой?
– Подумайте сами.
– Подскажите.
– Не хотите напрягаться? Ладно, так и быть. В конце концов, вы ведь хотели, чтобы я вам помогла, так не буду вас томить. Убийца мстит конкретным людям, а это значит, что у него есть конкретная причина для мести. Иными словами, он знаком с ними, связан со своими жертвами. Лично или опосредованно. Впрочем, судя по жестокости, скорее лично. Преступник забирает их лица. Вероятно, он получил травму этой части тела – физическую или психологическую. Думаю, с этим связано и то, что он использовал грим во время ритуала.
– Значит, Зинтаров и Суханова когда-то чем-то насолили убийце?
– Понимаю, два престарелых учителя не очень-то подходят под подобную версию, но тем не менее иной причины я не вижу.
– И вы считаете, они могли…
– Почти каждый способен на то, о чем окружающие не подозревают.
Я помолчал.
Что содержалось в этой фразе? Намек или общее наблюдение?
Марина Арсеньевна словно прочитала мои мысли.
– Нет, я не имею в виду что-то определенное. Ни Зинтаров, ни Суханова не делились со мной ничем таким.
– А сами вы не помните инцидентов, связанных с ними? Может быть, что-то произошедшее в школе?
– К сожалению, я работаю здесь не очень долго. При мне не было ничего такого, что могло бы вас заинтересовать. Вам лучше поговорить со «старожилами» нашей школы.
– Кого порекомендуете?
– Даже не знаю. Почти все уже ушли, разве что вы зайдете завтра. Только не говорите, что это я вас к ним отправила, ладно?
Я прекрасно понимал эту просьбу.
– Обещаю. Называйте фамилии и номера кабинетов, если не сложно. – Я достал блокнот и капиллярную ручку. На секунду задержался на ней взглядом – это был черный титановый «Монблан» с гравировкой. Ручку подарила мне Марго незадолго до того, как мы разбежались, – на день рождения. С тех пор я всегда писал только ею, и уже один раз пришлось поменять стержень.
