– Сейчас – просто сидеть, – сказал китаец, запуская коммуникатор. – Это не займет много времени.
Он достал пульверизатор, обрызгал Брауна наноботами, убедился, что они равномерно покрыли тело убийцы, и принялся переносить на них заранее заготовленную «обложку». В действительности китаец уже взломал «балалайку» афроангличанина и программировал не только свои наноботы, но и те, которые уже покрывали тело Майкла, однако рассказывать об этом Хаожень не собирался.
– Как я сниму «обложку»? – поинтересовался Браун, поглаживая «золотой» пояс.
– На вашем наноэкране уже должна была появиться иконка экстренного отключения, – вежливо произнес китаец.
– Ага, вижу.
– Если вы на нее нажмете, «обложка» исчезнет.
– Могу проверить?
– Разумеется.
Сейчас наноботы были запрограммированы по мягкому, «ознакомительному» варианту, и китаец не имел ничего против проверки. А вот потом, когда Браун отправится на дело, он изменит код, сделав экстренную иконку бесполезной.
– Я закончил, любуйтесь!
И Хаожень повернул кресло с убийцей к зеркалу.
– Мать твою! – Майкл схватился за голову. – Мать твою!
Потому что увидел в своей одежде не себя, а уродливое чудовище с ярко-красной кожей, черными кругами вокруг глаз, безгубым ртом и оранжевыми ногтями.
– Что это, мать вашу, такое?
– «Обложка», в которой вы пойдете на операцию.
– Обещанный инопланетянин, – хмыкнул Челленджер. – Даю слово, Майкл: тебя никто не узнает.
– Меня сразу арестуют.
– Не сразу, – уверенно ответил толстяк. – Сначала тебя примут за уличного артиста, потом – за идиота, а потом ты начнешь стрелять.
– Где?
Бобби и Ли переглянулись, после чего Челленджер сказал:
– Прямо над нашими головами находится одна из самых людных площадей Лондона.
///
Все получилось именно так, как предсказывал толстяк.
Из сырого и вонючего подземелья Браун прошел в подвал, сухой, но тоже вонючий, зато расположенный уровнем выше, из подвала поднялся в узкий переулок и оказался на площади. На многолюдной площади. И люди, которые по ней гуляли, торговали, покупали, работали или следили за порядком, сначала приняли высокого краснокожего человека в длинном черном плаще за уличного артиста. Люди обратили внимание на его уродливую внешность, сочли ее оригинальной «обложкой» и двинулись следом, рассчитывая на необычное представление. Прохожие – и местные, и туристы – искали развлечений, не ждали ничего плохого – ведь они находились в самом центре столицы! – и их совершенно не смущали черные очки, скрывающие глаза Майкла.
А он наслаждался. Он видел людей – и тех, кто шел за ним, и тех, кто отворачивался, не находя ничего интересного, – и представлял их мертвыми. Предвкушал, как сделает их мертвыми, как будет стрелять, впитывая в себя их страх, крики и брызги крови, и постанывал от удовольствия.
«У тебя будет полторы минуты до отступления, – сказал толстяк. – Выйди в центр площади и открой огонь. Полиция появится через полторы минуты. Ты можешь стрелять целую минуту, представляешь? Целую минуту! Потом беги в переулок и возвращайся в outG…»
После первой встречи с толстяком Браун внимательно изучил уличные нападения и убедился, что щедрый заказчик прав: полторы минуты – стандартное время реакции сил правопорядка на расстрелы. Раньше требовалось от трех до пяти минут, но в последнее время полицейские вышли на полторы, что в Нью-Йорке, что в Шанхае, и улучшить его не могли, как ни старались. Тридцать секунд на отступление и целых шестьдесят – на убийства. О таком подарке Майкл даже мечтать не мог.
– Ты фокусник? – спросил толстый турист.
– Или ты акробат? – спросила его жена.
Майкл не удостоил их ответом.
– Надеюсь, фокусник.
– Главное, чтобы не оказался певцом.
– Где будет представление?
Прикинув, что оказался примерно в центре площади, Браун остановился и медленно оглядел толпящихся вокруг людей…
…которые вдруг закричали и хлынули назад…
…потому что следящий за происходящим Ли нарисовал, как Майкл поднимает левую руку и сбрасывает очки…
…и все увидели его глаза, залитые ртутью мерцающей…
…а Майкл думал, что они кричат потому, что увидели оружие, – ведь он сбросил плащ и направил на толпу «зунду»…
…а за несколько секунд до этого Бобби накрыл площадь и окрестности мощным ударом РЭБ, и полицейские дроны повалились на камни…
И воцарился ад.
///
– Дерьмо, – тихо сказал Хаожень, глядя на монитор.
– Почему дерьмо? – не согласился Бобби, виртуозно управляя пятью репортерскими дронами, оснащенными высококлассными видеокамерами. – Отличный свет, четкое изображение, а твой пупсик – просто чудо и в кадре смотрится отлично.
– То, что мы делаем, – дерьмо, – уточнил китаец.
– Мы не делаем, мы работаем.
– Мы убиваем.
– Мы в ar/G, приятель, мы стираем метки.
– Ты этим себя утешаешь?
– Отстань, потом поговорим, – и Челленджер сосредоточился на съемке.
На том, чтобы зрители разглядели первую бойню Алого во всех подробностях. Чтобы почувствовали, как из тяжелой штурмовой винтовки вылетают сотни пуль. Не увидели – увидеть их невозможно, а почувствовали: глядя на то, как валятся люди, как пытаются убежать и падают, заливая кровью серые камни, чтобы слышали их крики и стоны, рыдания и проклятия. Для съемки Алого Бобби выделил отдельный дрон, который нарезал вокруг Майкла круги, демонстрируя убийцу во всей красе и разными планами: издалека и вблизи, крупно, лицо и руки, и особенно – залитые ртутью глаза.
Челленджер понимал, что вводит в мир новое чудовище, и делал все, чтобы его явление оказалось чудовищно эффектным.
– Пятьдесят секунд, – мрачно произнес Ли. – Сейчас он побежит.
///
– Пятьдесят секунд, – сообщил таймер.
Но останавливаться не хотелось, потому что убийцу с головой накрыло невероятное, пронзительное ощущение всемогущества. Ощущение безграничной власти повелителя смерти. Браун мечтал о том, чтобы упоительное «сейчас» длилось как можно дольше. А лучше – чтобы он вечно стоял в центре площади, посылая в обезумевших от ужаса людей пулю за пулей.
– Одна минута.
И все-таки нужно уходить. Ради того, чтобы были и другие дни, наполненные чужими страданиями и его радостью. Чтобы отнести в тайник пятьдесят золотых монет и получить еще пятьдесят за отлично выполненную работу. Нужно уходить.
«Это было легче, чем я ожидал!»
И намного приятнее.
