– А за угловым столиком всегда сидел мистер Харрасмен, – продолжила Рейган. – Кажется, профессор…
– Бывший директор школы.
– Он не одобрял наши отношения.
– Его убили в Первую Вспышку, – вдруг произнесла Амин, и красноволосая закусила губу. – Их обоих убили, если ты не заметила: Джимми тоже нет. В тот день, когда мы застряли в Париже, в Нью-Йорке случился погром. Власти не сразу сообразили, что происходит, а полиция банально не успевала на вызовы, – Карифа помолчала. – Мистера Харрасмена вытащили на улицу и стали бить, а люди стояли и смотрели. Ну те, кто не убежал, разумеется. Его били, они смотрели… и на помощь мистеру Харрасмену бросился только Джимми. Его застрелили.
– Я не знала, – тихо сказала Рейган.
– Ты ждала меня двадцать минут, могла бы спросить, куда подевался наш постоянный официант, – прохладно произнесла Амин.
– Не надо так говорить, – попросила красноволосая. – Мне было о чем подумать.
– О чем?
– О нас, – Рейган посмотрела подруге в глаза. – Пришло время сказать друг другу правду.
– Ты действительно хочешь, чтобы эти слова были произнесены?
– Я не могу иначе, – честно ответила Рейган. – Я страдаю. Я думаю о тебе, потом понимаю, что думать нелепо, пытаюсь отвлечься, пью виски или глотаю таблетки, но утром все равно просыпаюсь с твоим именем. Я хочу услышать правду. Чтобы решить все раз и навсегда.
– Тебе не понравится.
– Почему?
– Потому что правда – это правда. Без украшений и косметики. Правда – это то, что действительно есть или действительно было. Это то, от чего бегут.
– Я хочу знать, – повторила красноволосая. – Если ты меня отпускаешь – я хочу это услышать.
– Я тебя отпускаю, Рейган, потому что люблю А2. Люблю до безумия, до бесчувствия. Люблю так, как… – Карифа на мгновение умолкла и улыбнулась, как будто вспомнила нечто неимоверно прекрасное, и внутри у Рейган все сжалось: эта улыбка стоила больше тысячи слов. – Я узнала, что такое любить.
– Нет, – прошептала красноволосая.
– Ты хотела правду? – В голосе Амин вновь появился холод. – Ты ее слышишь.
Она не просто любила – ее раздражало все, что могло омрачить ее любовь, ее чувства.
– Ты для А2 никто, – резанула Рейган, прекрасно понимая, как жалко звучат слова отвергнутой любовницы. – Ты очарована, но не можешь не понимать, что никогда не станешь ему ровней, и твой удел – обожать его издали.
– Плевать, – отмахнулась Карифа.
– Подумай о себе.
– Я и думаю, Рейган, думаю! – воскликнула Амин, однако тут же понизила голос, не желая привлекать внимание окружающих. – Ты удивишься, но сейчас я веду себя предельно эгоистично: думаю о себе и делаю все, чтобы быть счастливой, а счастлива я только рядом с ним. Я готова на все ради него.
– А2 тебя зомбировал?
– Рано или поздно и ты поймешь, что значит любить.
Красноволосая отшатнулась, несколько мгновений с горечью смотрела на подругу, после чего тихо сказала:
– Возможно, уже поняла. Только мне не повезло.
И тем ударила Карифу в сердце.
Амин догадывалась, что переживает красноволосая, специально держалась прохладно, не желая рвать себе душу, но ответ Рейган пробил ее защиту, заставил смутиться и прошептать:
– Прости, что сделала тебе больно, но я…
– Ты не могла иначе.
– Да, – Карифа накрыла ладонью руку подруги. – Прости.
– Я хотела это услышать – и я услышала, – очень спокойно сказала Рейган, убирая руку. – Теперь давай поговорим о делах.
– Может, оставим на завтра?
– Об этих делах нельзя говорить в «Бендере».
– Что случилось? – подобралась Амин.
– Помнишь, когда мы брали Гарибальди, я отправила образцы того, что от него осталось, на анализ?
– Не помню, конечно. Ты сделала – и хорошо, это стандартная процедура.
– Процедура стандартная, – кивнула Рейган. – Однако в горячке я ошиблась и ввела в запрос свою личную метку. В итоге отчет пришел мне.
– И что?
– Это был не тот отчет, который ты потом показала группе, – очень тихо сказала Рейган.
Несколько секунд Амин внимательно смотрела подруге в глаза, поняла, что дело действительно очень серьезное, и поднялась:
– Пойдем в уборную.
Одним из главных достоинств их любимой кофейни был туалет, «случайно» оказавшийся в экранированной зоне. В кабинки сигнал ar/G не заходил, и в них можно было абсолютно свободно говорить на любые темы.
– Я не знаю, как это получилось и какой сбой произошел в базе данных GS, но в первом отчете, в том, который я видела, значилось, что настоящее имя Освальда Гарибальди – Марко ди Аморо, он был одним из помощников Мегеры и погиб за полгода до нашей встречи, – едва слышным шепотом поведала красноволосая. – Что скажешь?
– Я видела только второй отчет, – быстро ответила Карифа.
Настолько быстро, что ложь стала очевидной.
– Пожалуйста, скажи правду, – попросила Рейган. – Неужели после всего, что между нами было, я не заслуживаю правды?
– Может, хватит на сегодня? Ты уже получила свою дозу истины.
– Пожалуйста.
Но Амин покачала головой и деловым тоном произнесла:
– Правда поставит тебя под удар, а я этого не хочу.
– Больнее, чем сейчас, мне уже не будет.
– Пожалуйста, не возвращайся к нашим отношениям.
– Карифа, я хочу знать!
И по ее тону Амин поняла, что подруга не отступит. Не получит ответ – начнет искать сама и обязательно погибнет, поскольку в большой игре самодеятельность пресекают мгновенно и очень жестко. И если она сейчас промолчит, то скоро узнает, что подруга «попала под поезд метро»…
– Правда заключается в том, что грядет новый мир, Рейган. Новое общество, новые законы, по сути – новая цивилизация, – медленно рассказала Карифа. – Люди, которые встанут во главе этого мира, обретут абсолютную власть.
– Большую, чем у них есть сейчас?
– Абсолютную, – Амин вышла из кабинки, задержалась у зеркала и посмотрела на линию губ, убедившись, что с ней все в порядке. Хотела выиграть время на то, чтобы из правды, полуправды и лжи состряпать ответ, который удовлетворит проницательную подругу. – Новый мир будет построен на новой технологии, но группе хакеров удалось ею завладеть, и сейчас их пытаются достать. Освальд Гарибальди не был убит ни осенью – военными, ни в июне – нами. Он дважды показал кино и скрылся. Но ты должна забыть все, что я тебе сказала.
– Какое кино?
– Такое, которого не было в действительности. Гарибальди вышел из такси, отошел на безопасное расстояние и взорвал его. А мы ничего не видели.
