Я понимала, что за мою жизнь бороться смысла нет, но, возможно, перед тем как сдохнуть, я смогу спасти еще хоть кого-нибудь?
– Что дальше? – спросила, откинувшись на спинку сиденья и сложив руки на груди.
Навьен внимательно посмотрел на меня и спросил:
– В каком смысле?
– В прямом, – прядь волос упала на лицо, я сдула ее, и снова посмотрела на вампира.
Вампир смотрел на меня.
Безмятежно улыбнувшись ему, сказала:
– Ну, смотри сам – жить мне недолго и неприятно, страдать по поводу своей предстоящей смерти как-то тоже не слишком хочется. Итог – мы можем сидеть здесь дальше, а можем выяснить, к примеру, кто подсунул Малисент видео, кто копает под Даркана и… возможно еще что-нибудь удастся. Вчера был основательно продуктивный день, ты не находишь?
Не находил. Да и не искал, если так честно. Навьен если куда-то и смотрел, то на меня. Стиснув челюсти так, что губы снова побелели, он несколько секунд продолжал смотреть на меня, затем произнес:
– Ты не умрешь, Каиль.
Помолчал, почему-то раздосадованный видимо фактом продолжения моей жизни, и добавил:
– Даркан очень осторожен с тобой. Очень. Вполне возможно, что в какой-то момент… ты…
Замолк, и отвернулся.
Но меня недосказанность не устраивала.
– Я «что»? – прямо спросила у Навьена.
Он дернул головой, словно отмахнулся и от моего вопроса и от собственных мыслей, и явно решил продолжить молчать.
Меня это не устраивало.
– Навьен, – позвала раздраженно.
Тысячник все так же продолжал смотреть в окно, а затем, сглотнув, произнес:
– Каиль, князь молод, богат и умен. Так что о смерти тебе думать определенно рано.
– Как сказать, – возразила я.
И едва Навьен взглянул на меня, пояснила:
– Сегодня от смерти меня спас ты. Но что если в какой-то момент ты просто… не успеешь?
Навьен странно усмехнулся, покачал головой, и снова глядя в окно, тихо спросил:
– Ты никогда не ощущала себя особенной, Каиль?
Я промолчала.
– Нет? – догадался Навьен, все так же глядя в окно. – Напрасно. Есть три параметра, которые клином сошлись в тебе. Первый – доброта. Второй – сила духа, сила твоей личности. Третий – вкус крови. Ты – сладкая. Во всех смыслах этого слова. Это знаешь… как хороший кофе, поданный в хорошей кофейне – напиток, который притягивает оформлением, ароматом, вкусом. Ты – притягиваешь. Неявно. Не сразу. Но чем больше на тебя смотришь, тем меньше хочется отвести взгляд.
Странно было слушать это от того, кто продолжал смотреть в окно, и говорил, глядя все туда же.
– И я тебя не спас, – словно с трудом выталкивая из себя каждое слово, продолжил он, – я подставил тебя под удар. До того момента, пока у вампиров имелось подозрение, что ты особенная – тебя не трогали. Ядовитые змеи это скорее утонченное издевательство, чем полноценная угроза. Просто, понимаешь, все полагают, что хорошо знают Даркана и князь слишком умен и коварен, чтобы позволить себе спонтанные поступки. Они не знают его – я знаю. Он женился спонтанно. Даркан никогда и ни с кем не срывался, ты же завела его с пол оборота, ты довела его до такой степени… Князь никогда не опускался до выражения собственных эмоций. А с тобой…
Резко выдохнув, он неодобрительно покачал головой и произнес:
– Зря я это затеял. Битва без шанса на победу, без права на надежду, с привкусом горечи собственной подлости на губах. Вероятно, будь я помоложе, утешился бы мыслью, что ты во всем виновата. На подобии того, что любят говорить серийные убийцы по поводу того, что жертва нарывалась сама, может выдал бы что-то в духе «Нельзя быть такой красивой», но… Но!
И Навьен посмотрел на меня.
В мои глаза.
Посмотрел так, что сердце пропустило удар.
Я, пустая кофейня, тысячелетний вампир на расстоянии вытянутой руки, и… что вы знаете об неимоверном энтузиазме? Таком, который просыпается тогда, когда тебя уже не просто прижали к стенке, тебя пригвоздили к ней копьями и терять уже практически нечего. Абсолютно нечего терять, кроме самоуважения.
Моего, по факту, никогда и не существовало. Я знала, что нравлюсь Навьену. Говоря откровенно, он мне нравился тоже, но… мы были по разные стороны баррикад. Он – вампир, а я та, кому до осточертения надоела вампирская вседозволенность.
– Тони, дай пива! – крикнула, перекрывая шум негромкой музыки.
Хозяин кофейни выглянул, из-за дверей на кухню и спросил:
– Тебе какого, Каи?
Глядя в глаза Навьена, я ответила:
– Темного, крепкого… с привкусом горечи.
А что, гулять так гулять.
– Ты ведь не будешь его пить? – хрипло спросил вампир.
– Буду, – ответила я, поднимая руку и поправляя волосы.
Следующим пунктом шло вызывающее облизывание губ, и Навьен замер, едва дыша и напряженно глядя на меня.
Тони молча принес полный бокал пива, молча ушел. Я взяла запотевший ледяной бокал, отсалютовала Навьену, и, сделав первый глоток, перешла к делу:
– Для начала смотаемся в ТЦ «Сияние», хочу переговорить с Ивгеной Женьер.
Еще глоток, с огромным удовольствием, и я констатировала:
– Горькое, очень горькое, примерно как предательство, да?
Скрежетание зубов казалось, перекрыло музыку, но эту партию раздавала я.
– Кто мог передать другим князьям информацию о крушении надежд князя Даркана на мою исключительность?
И пока Навьен напряженно размышлял, я с огромным удовольствием допила пиво. Действительно горькое, примерно как мои сожаления о моей же жизни, но… в доме Даркан сейчас восстанавливали порушенное княжной Мортем, и делали это люди. Свежеобращенные люди. Бригада простых рабочих, которые, судя по всему сегодня утром тупо не доехали до работы. Я слышала жуткие истории о вампирах и их отношении к нелегальным трудовым мигрантам – строителей закапывали. Живьем. Как только объект строительства был закончен. Не знаю, правда это все или нет, происходило ли подобное, или все это только слухи, но…в доме Даркан сейчас трудились свежеобращенные. И… после такого к семьям не возвращаются.
– Чего ты добиваешься? – вдруг спросил Навьен.
Хочу, чтобы вы все сдохли. Все. Скопом. Навечно. Хочу, чтобы убийцы получали по заслугам, чтобы законодательство было одинаковым как для кровососов, так и для людей, хочу… справедливости.
Я опрокинула бокал, ловя губами последние капли горького пива и да – я хотела справедливости.
Черт возьми, я хотела справедливости. И чтобы такие, как княжна Мортем больше не убивали безнаказанно, а лучше, чтобы они вообще больше не убивали.
