– Зельда, где ты? – снова крикнула Катинка.
Когда горничная быстро вошла в спальню, Катинка обернулась к ней:
– Боже, да где же ты была, ленивая старая кошелка? Закрой окна! Моя ванна готова или ты снова спала перед камином?
Но в ее словах не слышалось обычного яда, и, когда она уже лежала в горячей душистой воде в керамической ванне, доставленной из каюты галеона, она тайком улыбалась самой себе.
Зельда хлопотала вокруг ванны, поднимая золотые пряди волос хозяйки над душистой пеной и закалывая их на макушке, натирая плечи Катинки мыльным лоскутом.
– Да не суетись ты! Оставь меня в покое ненадолго! – властно бросила Катинка.
Зельда уронила лоскут и, пятясь, вышла из туалетной комнаты.
Катинка какое-то время просто лежала в воде, продолжая напевать, время от времени поднимая над пеной то одну ногу, то другую, рассматривая свои изящные лодыжки и розовые пальчики. Потом ее внимание привлекло какое-то движение в запотевшем зеркале, и она села, недоверчиво всмотревшись в небо. А потом встала и вышла из ванны, набросив на плечи полотенце. Роняя на пол капли, она тихонько подкралась к двери спальни.
То, что она заметила в зеркале, оказалось Зельдой, собиравшей с пола пропотевшую одежду хозяйки. В этот момент старая женщина держала в руках белье Катинки, изучая пятна на нем. И пока Катинка наблюдала, Зельда поднесла белье к лицу и принюхалась, как старая собака, почуявшая вход в кроличью нору.
– Тебе нравится мужской запах, да? – холодно произнесла Катинка.
При звуке ее голоса Зельда резко развернулась лицом к хозяйке. Она спрятала белье за спину, а ее щеки побледнели, как пепел, когда она попыталась что-то сказать.
– Ты, пересохшая старая корова, когда ты в последний раз такое чуяла? – спросила Катинка.
Она уронила полотенце и скользнула вперед, гибкая, как кобра, поднявшаяся для удара, и ее взгляд был ледяным и таким же ядовитым. Ее хлыст лежал там, где она его бросила, и Катинка подняла его с пола.
Зельда попятилась.
– Мистрис… – жалобно проныла она, – я лишь беспокоилась о том, что эти прекрасные вещицы могут быть испорчены…
– Ты их обнюхивала, как жирная старая свинья – трюфели, – заявила Катинка, и хлыст взлетел в воздух.
Удар пришелся Зельде по губам. Горничная взвизгнула и упала на кровать.
Обнаженная Катинка наклонилась над ней и принялась хлестать по спине, рукам и ногам, не жалея сил.
– Ох, как давно мне этого хотелось! – вскрикивала Катинка. Ее собственная ярость все нарастала, по мере того как старая женщина выла и извивалась на кровати. – Как я устала от твоей хитрости и от твоего обжорства! Как меня тошнит оттого, что ты постоянно лезешь в мою интимную жизнь, ты выслеживаешь, шпионишь, старая тряпка!
– Мистрис, вы меня убиваете!
– И прекрасно! Но если выживешь, отправишься на борт «Стандвастигхейда», когда он через неделю пойдет в Голландию. Я тебя отправлю туда в самой жалкой каюте и не дам ни пенни пенсиона! Можешь влачить остаток жизни в богадельне!
Катинка уже отчаянно задыхалась, продолжая градом сыпать удары на голову и плечи Зельды.
– Прошу, мистрис, вы не можете быть такой жестокой со старой Зельдой, я же кормила вас грудью в младенчестве!
– Одна мысль о том, что я сосала эти здоровенные сиськи, вызывает у меня тошноту!
Катинка хлестнула Зельду по груди, и горничная всхлипнула и закрылась обеими руками.
– Когда будешь уезжать, я велю обыскать как следует твой багаж, чтобы ты ничего не стащила! И ни гульдена не будет в твоем кошельке, об этом я позабочусь! Ты вороватая лживая ворона!
Внезапно Зельда изменилась: эта угроза превратила ее из жалкого извивающегося червя в одержимую женщину. Ее рука взлетела, пухлые пальцы вцепились в запястье Катинки, когда та собиралась ударить еще раз. Зельда держала руку хозяйки с силой, потрясшей Катинку, и она уставилась в лицо мистрис с ужасающей ненавистью.
– Нет! – заявила она. – Вы не заберете у меня все, что у меня есть. Вы не сделаете меня нищей. Я служила вам двадцать четыре года, и вам не выгнать меня теперь! Да, я сяду на галеон, и ничто не доставит мне большего удовольствия, чем последний взгляд на вашу ядовитую красоту. Но когда я уйду, я заберу все, что имею, а сверх того у меня будет лежать в кошельке тысяча золотых гульденов, которые вы мне дадите на старость!
Катинка была настолько ошеломлена, что замерла и недоверчиво уставилась на Зельду:
– Да ты сошла с ума! Тысяча гульденов? Скорее ты получишь тысячу ударов хлыстом!
Она попыталась вырвать руку, но Зельда вцепилась в нее с силой безумия.
– Сумасшедшая, говоришь? Но что сделает его превосходительство, если я ему предоставлю доказательства твоих забав с полковником?
Катинка похолодела и медленно опустила хлыст. Ее мысли метались, сотня-другая ее тайн всплыла у нее в памяти, когда она смотрела в глаза Зельды. Она ведь полностью доверяла этой старой суке, никогда не сомневалась в ее полнейшей преданности, вообще никогда об этом не думала. Но теперь она поняла, откуда ее муж всегда узнавал о ее любовниках и ее поступках, которым следовало оставаться в тайне.
Катинка быстро соображала, ее спокойное лицо скрывало ярость, вспыхнувшую в ней при виде такого предательства. В общем, конечно, не имело особого значения то, что муж мог узнать о ее новом приключении с Корнелиусом Шредером. Это могло стать просто причиной для легкого недовольства, потому что полковник пока что не надоел ей. Но для ее нового любовника последствия могли стать куда более серьезными.
Оглядываясь назад, Катинка вдруг осознала, каким мстительным был Петрус ван де Вельде: все ее любовники страдали самым прискорбным образом, как только ее муж о них узнавал. Как именно он узнавал, всегда оставалось для Катинки загадкой – до этого момента. Должно быть, она оказалась слишком наивной, но ей просто никогда не приходило в голову, что это Зельда – змея, пригретая на ее груди.
– Зельда, я была не права, – мягко произнесла Катинка. – Я не должна была так грубо с тобой обращаться.
Протянув руку, она погладила красный рубец на пухлой щеке горничной.
– Ты была мне предана и добра все эти годы, и пора тебе уйти на счастливый отдых. Я просто не вовремя разозлилась. Мне бы на самом деле никогда и в голову не пришло отказывать тебе в том, что ты заслужила. И когда ты отправишься домой на галеоне, у тебя будет не тысяча, а две тысячи гульденов, и мои любовь и благодарность навсегда останутся с тобой.
Зельда облизнула распухшие губы и усмехнулась со злобным торжеством:
– Вы так добры и щедры, моя прекрасная мистрис…
– Конечно, ты ведь ничего не расскажешь моему мужу о моем маленьком развлечении с полковником Шредером, да?
– Я слишком вас люблю, чтобы причинить вред, и мое сердце просто разобьется в тот день, когда мне придется вас покинуть!
