– Да, сэр, он желает именно этого, – заверил его Камбр. – Мы готовы начать, если вы готовы. Подадите сигнал, капитан Луэллин?
Буззард ушел к своему углу и в нескольких коротких фразах объяснил правило Шредеру. Тот кивнул и нырнул под веревку барьера. Тонкая рубашка с открытым воротом на его торсе позволяла видеть, что на нем нет кольчуги. Традиционно именно блестящий белый хлопок позволял противнику видеть следы нанесенных ударов, потому что там выступала кровь.
На противоположной стороне квадрата Винсент расстегнул пряжку своего плаща и уронил его на песок. Он был в такой же белой рубашке. Держа в руке меч, он легко перескочил канат и шагнул навстречу Шредеру.
Мужчины размялись, сделав по несколько легких выпадов, и их клинки запели и засверкали в утреннем свете.
– Вы готовы, полковник Шредер? – через несколько минут крикнул Луэллин со своего места у каната, высоко подняв красный шелковый платок.
– Готов!
– Вы готовы, мистер Уинтертон?
– Готов!
Луэллин бросил платок. Моряки «Чайки Мори», стоявшие поодаль, негромко заворчали.
Два фехтовальщика начали кружить друг возле друга, осторожно сближаясь; острия мечей описывали легкие круги.
Внезапно Винсент прыгнул вперед, метя в горло Шредера, но Шредер легко отбил удар, блокировав клинок. На одно долгое мгновение противники молча застыли, глядя друг другу в глаза. Возможно, Винсент увидел смерть в безжалостных глазах стоявшего напротив мужчины, почувствовал сталь его запястья, потому что он не выдержал первым. Когда он отпрянул, полковник ринулся за ним, стремительно и легко действуя мечом, сверкавшим, как солнечный луч.
Это была ослепительная демонстрация мастерства, заставившая Винсента, отчаянно парировавшего удары и отступавшего, отойти к водяному бочонку, отмечавшему угол ринга. Зажатый там, он оказался полностью во власти Шредера. Но полковник вдруг прервал нападение, высокомерно повернулся спиной к молодому человеку и широким шагом вернулся в центр площадки. Там он снова встал в боевую стойку, подняв меч и ожидая, когда Винсент снова нападет на него.
Все зрители, кроме Камбра, были ошеломлены искусством голландца. Винсент Уинтертон был, безусловно, фехтовальщиком высшего класса, но ему пришлось призвать на помощь все свое искусство, чтобы пережить эту первую молниеносную атаку. Однако Луэллин понимал, что Винсент ее пережил не благодаря своему искусству, а просто потому, что так захотел Шредер.
Молодой англичанин уже получил три раны – две легкие в грудь и одну более серьезную в левое предплечье. Его рубашка была разрезана в трех местах и покраснела от крови.
Винсент посмотрел на раны, и на его лице отразилось отчаяние: он понял, что голландец ему не по силам. Юноша вскинул голову и посмотрел через площадку туда, где ждал его Шредер, надменно стоя в классической позе, с мрачным и решительным лицом; он рассматривал своего противника поверх острия меча Нептуна.
Винсент выпрямился и взял себя в руки, пытаясь беспечно улыбнуться, собираясь с силами для того, чтобы двинуться навстречу неминуемой смерти. Грубые матросы, наблюдавшие за ними, как будто смотрели бой быков или петушиный бой, могли бы шумно реагировать на действия противников, но даже они притихли, ошеломленные чудовищной трагедией, развернувшейся у них на глазах.
Луэллин не мог допустить дальнейшего.
– Стойте! – крикнул он, перепрыгивая через веревку.
Он встал между двумя мужчинами, вскинув руку.
– Полковник Шредер, сэр! Вы уже заставили нас восхищаться вашим фехтовальным искусством. Вы уже пролили первую кровь. Не дадите ли вы нам хорошего повода к уважению, заявив, что ваша честь удовлетворена?
– Пусть этот английский трус извинится передо мной в присутствии всех этих людей, и тогда я буду удовлетворен, – ответил Шредер.
Луэллин повернулся, чтобы воззвать к Винсенту:
– Не пожелаете ли исполнить просьбу полковника? Прошу, Винсент, ради меня и доверия, которое оказал мне ваш отец!
Лицо Винсента смертельно побледнело, составив контраст с ярко-алой кровью, запятнавшей его рубашку и походившей на июньские розы в полном цвету.
– Полковник Шредер только что назвал меня трусом. Простите, капитан, но вы знаете, что я не могу принять такие условия.
Луэллин с тоскливой грустью посмотрел на своего протеже.
– Он же хочет вас убить, Винсент. Просто позор – таким образом терять прекрасную молодую жизнь.
– И я намерен его убить.
Винсент, приняв решение, смог наконец улыбнуться. Это была мальчишеская, легкая улыбка.
– Прошу, отойдите, капитан.
И Луэллин беспомощно вернулся обратно за канат.
– К бою, сэр! – воскликнул Винсент и бросился вперед так, что из-под его ног фонтаном взлетел песок.
Теперь он сражался за саму свою жизнь. Меч Нептуна создавал непроницаемую стену защиты перед ним, встречая и отводя его клинок с легкостью, которая превращала все действия Винсента в нечто вроде детских попыток.
Мрачное лицо Шредера ни разу не изменило выражения, и когда наконец Винсент отступил назад, задыхаясь, залитый потом, он уже был ранен еще дважды. И в его глазах виднелось черное отчаяние.
Теперь наконец матросы «Золотой ветви» обрели голос.
– Четвертовать тебя! Грязная сырная голова! – орали они.
– Будь честным, гадина! Оставь парню жизнь!
«Нет, от полковника Корнелиуса им милосердия не дождаться, – мрачно улыбнулся Камбр. – Но этот шум только поможет Сэму сделать его дело».
Он посмотрел через лагуну туда, где у начала пролива стояла «Золотая ветвь». Все, кто остался на борту, столпились у поручней, напрягая глаза, чтобы хоть как-то увидеть дуэль. Даже вахтенный на грот-мачте повернул подзорную трубу в сторону песчаного берега. И никто не замечал лодок, что выскользнули из мангровых зарослей у дальнего берега.
Камбр узнал Сэма Боуэлса на первой лодке – та подошла вплотную к «Золотой ветви» и скрылась с глаз Камбра за ее корпусом. «Святая Мария, да Сэм сможет ее захватить без единого выстрела!» – восторженно подумал Камбр, снова поворачиваясь к арене боя.
– Вы воспользовались своим правом, сэр, – тихо произнес Шредер. – Теперь моя очередь. К бою, прошу!
В три стремительных шага он одолел разделявшее их расстояние. Младший противник встретил его первый удар, а потом и второй, парировав их и поставив блок, но меч Нептуна носился быстро и неуловимо, словно разъяренная кобра. Он словно завораживал юношу своим сверкающим смертельным танцем и, стремительно бросаясь вперед и нанося удары, медленно вынуждал его уступать. Каждый раз, отбивая удар, Винсент терял позицию и равновесие.
А потом вдруг Шредер применил прием, которым мало кто из фехтовальщиков решился бы воспользоваться, кроме как на поле настоящего боя. Он захватил мечом клинок противника и начал бешено вращать их оба, так что сталь скрежетала, невыносимо давя на нервы зрителей. Прервать это вращение означало бы открыться врагу. Клинки продолжали вертеться в бешеном кольце. Это стало просто испытанием силы и выносливости. Рука Винсента онемела, с его подбородка стекал пот. В глазах металось отчаяние, запястье начало дрожать и сгибаться от напряжения.
