– Это из-за температуры. Вам бы полежать…
– Надо до темноты место найти, где укрыться можно будет, иначе не дойду. Чувствую, к вечеру накроет меня.
– Давайте помогу встать, – Глеб подхватил старик под руку и помог подняться.
– Угораздило же забрести! – чертыхнулся Каша, аккуратно ступая вперед.
– Да кто же знал-то, – попыталась успокоить его Вика. – Здесь для них рай, сады давно уже никто не опрыскивает всякой химией, тепло…
– И еды предостаточно, – съязвил Глеб, украдкой поглядывая на лежащие возле деревьев трупы.
– Бр-р-р! Жуткое место! – не удержавшись, Вика тоже глянула в сторону мертвецов.
– Давайте туда, – сказал старик, указывая направление движения. – Обогнем сад с правой стороны и выйдем на тропу. Там рядом железная дорога проходит, по ней нам будет по пути. Если не ошибаюсь, километра через полтора-два мост должен быть, возле него домик дежурного станции, там можно переждать ночь.
Путники прошли вдоль сада, круто забирая вбок. Увязая в раскисшей грязи, вышли к гравийной дороге, уже изрядно заметенной, которой только густо разросшиеся по краям кусты не дали окончательно сгинуть в белой снежной вате.
– Туда? – спросил парень, подрагивая от холода – здесь температура была на порядок ниже, чем в паучьей низине.
Зачерпывая ноздреватый снег в ладонь и прикладывая к месту укуса, старик ответил:
– Да. Надо поспешить, а то мозги кипят уже.
Вышли к дороге. Редкий лесок, начавшийся было по пути, расступился в стороны и быстро кончился резким обрывом с неровными краями, на дне которого виднелась железная дорога. Едва не переломав шеи и ноги, путники спустились к ней и продолжили путь по шпалам, обходя выбившиеся из гравия плотные кустарники и колючки.
Дорога уходила прямо вперед, к железнодорожному мосту, который был перекинут через узкую полоску реки, сдавленную по краям буйной растительностью. За рекой почти до самого горизонта тянулось мелколесье, и лишь вдалеке поднимался темный массив соснового бора.
До станционной хибарки дошли из последних сил. Все изрядно замерзли, продрогли и едва переставляли ноги. Каша впал в странное оцепенение и оставшиеся триста метров уже не шел, его пришлось волочь на себе. Солнце давно зашло за горизонт, и на небе выглянула луна, когда Глеб наконец открыл дверь дома и втащил туда старика.
– Уложи его, – переводя дыхание, произнес парень. – А я пока дров натаскаю. У него спички где-то были, поищи.
Вика послушно кивнула.
Старика уложили на сетчатую кровать.
Возле дверей соорудили очаг из куска жести, зажгли небольшой костерок. Сухие щепки и вата, вытащенные парнем из перекрытия стены домика, загорелись быстро. А вот влажные ветки шипели и стреляли, не желая сдаваться огню. Наконец заполыхало. Слабые язычки заплясали над грудой углей, колеблясь, пропадая и появляясь вновь. Стало заметно теплее.
– Как думаешь, выживет? – спросила Вика брата, поглядывая на дремлющего спутника.
– Не знаю, – честно ответил Глеб.
Подбросив дровину, выглянул в окно. Небо было темно-фиолетовым, яркие звезды казались очень близкими. Срезанная с одного бока белая луна молчаливо взирала сверху вниз, а освещенные ею кусты кидали на окно жуткие тени, и казалось, что это чьи-то черные руки пытаются выломать стекло и проникнуть внутрь дома.
– Не знаю, – повторил парень. – Но не хотелось бы заночевать тут с покойником.
– Вечно ты ерунду всякую мелешь! – проворчала сестра. – Смотри вон лучше за костром, чтобы не потух.
– Не потухнет. У меня уж не потухнет! – парень подбросил еще веточек. – Слышь, Вика, поесть бы чего. Со вчера ничего не ели, на одной воде сидим.
– Терпи, экономить надо, – Вика достала из кармана небольшой пакетик, в котором лежали сухари. Протянула пару штук брату. – Вот, держи.
– Дай хотя бы пять! – больше по привычке начал торговаться Глеб, зная, однако, что затея эта бессмысленная. Кивнул на старика: – У него тоже вроде была пайка. Мясо вяленое. Давай…
– Нет, – твердо ответила Вика.
– Да я же просто…
– Вот и молчи, просто.
Глеб зевнул, похрустывая сухарем и, внимательно поглядывая на язычки пламени, сказал:
– Ты поспи. А я покараулю.
– Давай лучше ты отдохни, тебе нужнее.
– Мелкая, возражения не принимаются! Глаза закрыла и живо сопеть в две дырочки! Я старше тебя, вот и слушайся тогда меня.
Вика хихикнула, откинулась на скрипучем стуле, устраиваясь удобнее.
– Как думаешь, родители видят сейчас нас?
– Опять ты с этими причудами, – вздохнул парень. – Вик, они…
– Я знаю, что мертвы. Но ведь души их сейчас на небе, и они смотрят на нас.
– Нет никаких… – Глеб тяжело вздохнул, глянул на измученное лицо сестры, на ее растрепанные, давно не мытые волосы, которые так любил гладить отец, произнес: – Да, смотрят. И помогают нам.
– Помогают? Каким образом?
– А ты разве не поняла? Если бы не он, – Глеб кивнул на спящего старика, – сгинули бы мы в том паучьем логове.
– Это точно, – кивнула девушка, улыбнувшись. Присмотрелась к спутнику: – Он вроде нормальный, Аркадий? Как думаешь? Уставший только сильно.
– Он болеет, вот и вид такой. А так да, вроде нормальный. На соседа нашего немного похож, ну того, который на Солнечной улице жил, помнишь?
– На деду Васю?
– Ага.
– Не похож.
– А я говорю, что похож, тот так же разговаривал, с похожей интонацией. Да и лицо такое же.
– Да тише ты, разбудишь! Давай уже, поспи, я посижу вместо тебя. Я выспалась, правда.
– Цыц, сказал, малявка! Давай сама молчок и спать.
– Ладно.
Вика укуталась сильнее в одежду, закрыла глаза.
– А помнишь, как отец приносил с работы всякие штуковины?
– Малявка, чего тебе не спится? – устало вздохнул Глеб. – Надо отдохнуть.
– Неохота спать. Поговорить охота.
Парень повернулся к сестре, улыбнулся.
– Ну, помню.
– А мы играли в лабораторию потом с этими мензурками и колбочками. Интересно, его не ругали за то, что он с работы таскал эти вещи?
– Не ругали, он сам мне рассказывал, что у них в корпусе можно было выносить без проблем пустые склянки.
– А он не только пустые носил.
– О чем ты? – не понял парень.
– Я помню, он и полные приносил, с каким-то порошком, и коробочки еще разные. Я как-то раз тайком к нему в кабинет пробралась, посмотреть хотела. Открыла одну, а там пыль какая-то черная, я потом полдня чихала, еле нос отмыла.
