Питер смог только кивнуть. Его горло болезненно сжалось.
— А это тебе, Тиа. — Мама протянула ей красную тетрадь.
— Спасибо! — Тиа посмотрела на обложку и провела пальцами по металлической спирали. — Но что это?
Казалось, мама вот-вот заплачет.
— Это все, что я хотела рассказать тебе о твоей маме.
Тиа улыбнулась и прижала тетрадь к груди.
Села обхватила Маттиаса одной рукой, а другой приобняла Тиа.
— Бог ты мой, ребята, это всего лишь семь дней, — сказала она. — Успокойтесь уже!
А потом Питер с мамой поднялись по тоннелю, утягивая санки за собой.
Они вышли в яркий солнечный полдень. Питер посмотрел в сторону лагеря и воспользовался своим особым зрением. Гиби-гиби стояла на месте, и иглу Джонаса тоже, и навес для собак, и рабочая палатка. Ничто не изменилось.
Когда Питер с мамой поднялись по склону к лагерю, папа Питера как раз выходил из палатки, держа в охапке оборудование. Он пустился бегом: если бы Питер мог сейчас приблизить картинку, то увидел бы, как во все стороны разлетаются прищепочки, фрагменты дрели, батарейки — и все это абсолютно беззвучно исчезает в снегу. Раскрыв объятия, доктор Солемн обрушился на них с мамой.
И потом они все упали.
— Ай! Боже мой, Грегори!
Они приземлились прямо в одну из снежных ям Джонаса.
На следующий день доктор Солемн велел Джонасу выкопать сразу несколько снежных ям. Питер с родителями сидел в гиби-гиби. Они разговаривали.
— Как долго они смогут оставаться там в безопасности? — спросил Питер. — До того, как лед растает или треснет?
— Хотел бы я знать, — ответил папа. — Двадцать лет? А может быть, и больше.
— А может быть, и меньше?
— Возможно.
— И куда они пойдут?
— Еще есть время обсудить это, — сказала мама. — Может быть, в Англию. Надо подумать, что мы можем сделать. — Она искоса посмотрела на папу. — Потребуются международные усилия.
Он кивнул и потом улыбнулся ей.
— Мы не сможем провезти их под одеялом в Цесне, это точно. С тобой это сработало, но…
— Нет уж, — мама Питера покачала головой. — Никаких больше пряток.
Джонас не стал задавать никаких вопросов, когда Питер с мамой вернулись в лагерь, даже насчет Саши. Он только поинтересовался, не хочет ли Питер поэкспериментировать с тестом для печенья.
— Мне уже надоели одни и те же печенья. Вот я и подумал, не можем ли мы смешать овсяное тесто или что-нибудь в этом духе.
Спустя несколько дней они с Джонасом сидели в иглу и пробовали плоды своего эксперимента: печенье с бананом и ирисками.
— Что ж, — начал Джонас, — кажется, твои родители нашли то, что искали.
Сквозь отверстие в крыше Питер смотрел, как по небу плывут облака.
— Я тоже это искал, — сказал он. — Просто сам не подозревал об этом.
Джонас засмеялся:
— Со мной постоянно такое происходит.
Оставшиеся недели в Гренландии прошли гораздо веселее, чем раньше. У Питера больше не болела голова. Мама теперь сидела на кровати: она начала писать свою книгу о митохондриальных ДНК. Она решила включить в нее короткую историю о людях, которые бежали из Англии много веков назад. Эта книга не могла помочь Тиа подготовить Грейсхоуп к верхнему миру, но она могла подготовить верхний мир к открытию Грейсхоупа.
Папа попросил прислать ему сборки для радио, и они с Питером поехали на собачьей упряжке в почтовое отделение в Куанааке, чтобы забрать их, а еще самые новые карты и книги по истории.
Там его поджидало письмо от Майлза.
Дорогой Питер.
Обнимаю тебя еще крепче, чем обычно.
Злобные сестры планируют переделать мою комнату под хижину маори.
Требуется твой совет.
Майлз
P.S.: как там поживает ледовый остров?
P.P.S.: почему ты не пишешь????
Питер отправился на первую встречу с Дексной с охапкой карт и книг. Она уже поджидала внизу. А потом были и другие встречи. В те дни, когда Джонас с папой работали в полях, они с мамой ускользали из дома. И каждый раз, как Питер миновал браслет, вмороженный в стену, его захлестывала тоска по Грейсхоупу. Он понимал, что становится похожим на маму: с этого самого времени он начал жить в двух мирах сразу. А может быть, и в трех.
Настала их последняя неделя в Гренландии. Дни, которые раньше тянулись бесконечной чередой, теперь вдруг разом закончились. Джонас ушел на юг, в деревню, где жили бабушка с дедушкой, чтобы там провести лето. Он аккуратно оторвал наклейку со своим именем со стула и сунул ее в рюкзак.
— Не помню, сколько у них стульев на кухне, — объяснил он. — Хочу быть заранее готовым.
Он забрал с собой все смеси для печений и блинов. В это вечер Питер с мамой принесли Белолапика в лагерь.
В день, когда прибыл самолет Национальной Гвардии, было облачно. Питер спрятал Белолапика под курткой.
Пилот махнул бумажным стаканчиком с остывшим кофе в сторону гиби-гиби.
— Если бы не этот голубой монстр, я бы не смог приземлиться, — сказал он. — Вы его оставляете здесь?
— Да, ответил доктор Солемн. — Он нам еще понадобится.
Глава тридцать восьмая
Тиа
Восемь месяцев спустя
Праздники прошли тихо.
— Представь себе, что каждая семья захочет собрать такой праздничный стол в один и тот же вечер, — сказала Лана, оглядывая блюда на столе. — Озеро опустеет, и растения будут ободраны до голых стеблей.
Но рождения по-прежнему оставались такой редкостью, что их можно было отмечать с особой помпой.
Маттиас сунул в рот еще один сладкий рулетик.
— Это все не только для тебя одного, Маттиас! — воскликнула Села. — Хотя бы дождись прихода гостей. И ты можешь отнести пару рулетов Лане. Она там, у себя, с ребенком.
Тиа не стала последней дочерью из Первой линии родословной. Лана родила дочь — Ирис.
— Давай я отнесу, — предложила Тиа. Она взяла тарелку и щедро навалила на нее сластей и порезанных кусочками фруктов.
— Благодарение небу! Первая за целое утро возможность поесть! — Лана сунула в рот рулет. Она выглядела такой же прекрасной, как всегда, вот только менее безупречной: то у нее была не застегнута пуговица, то выбивался непокорный локон из прически. Сегодня дело было в поясе. Пока Лана ела, Тиа сама завязала его.
Ирис лежала на постели Ланы и довольно ворковала под теплым меховым одеялом, размахивая ручками. Рядом лежала стопка детской одежды.