— Как странно, — удивилась Тиа. — Раньше Грю всегда позволяла Пег идти главной.
Они никогда не обсуждали, может ли Хэм быть вожаком: хотя он был самым крупным в стае, ему совершенно не нравилось указывать остальным, что делать.
Маттиас закрепил световую сферу на носу саней. Тиа почему-то не решилась попросить его сделать свет поярче — может быть, из-за выражения на его лице. Она видела, что он сильно напутан.
Тиа думала, что туннель резко пойдет вверх, как ступени на балкон в зале Совета, но они достаточно долго шли по совершенно ровной поверхности. Затем туннель едва заметно начал подниматься вверх.
Хотя ей и раньше приходилось передвигаться в темноте — например, на задворках поселения, — замкнутое пространство и неверный свет сферы заставляли ее нервничать. Она одной рукой держалась за Маттиаса, а другой вела по гладкой стене туннеля. Подъем становился круче, и им уже тяжело было идти.
И вдруг Тиа вскрикнула. Сжав руку Маттиаса, она притянула его поближе: на стенах туннеля были видны петроглифы. Детально прорисованные человеческие фигуры шагали за санями в сопровождении нагруженных тюками собак. И эти изображения были им знакомы: те самые лица со стен палаты Совета. Это были первые Поселенцы в поисках своего нового дома! Но они отличались от тех ледяных фигур, которые они привыкли видеть: изображения были цветные.
— Смотри, это Сара! — воскликнула Тиа. Ее прабабушка была одета в пушистые меховые штаны и длинную зеленую тунику, свисавшую из-под куртки. Сара выглядела гораздо живее и радостнее, чем на традиционном изображении: широко шагая, она улыбалась чикчу, трусившему рядом.
— Маттиас, смотри! Это же ее легендарный компаньон — белолапый!
— Тиа! — позвал он к другой стороне туннеля. Там, на стене, в неверном свете фонаря были видны очертания других фигур. Тиа пристально рассмотрела их, но никого не узнала. Маттиас снял световую сферу с саней и поднес поближе.
Тут было нарисовано множество людей, и ни одного знакомого лица: мамы с младенцами, завернутыми в тканые пеленки, детвора с щенками на руках, мужчины и женщины на санях — высокие, с прямыми, гордыми спинами. Толпы людей.
— Что-то не сходится, — сказал Маттиас, подумав.
— Что?
— Откуда все эти младенцы?
Маттиас был прав. Первые поселенцы не везли с собой младенцев. И стариков среди них тоже не было. Это не поселенцы. Она оглянулась назад, чтобы еще раз посмотреть на Сару и ее людей. Тут ее осенило.
— Маттиас!
— Что?
— Поселенцы спускаются вниз.
— И что?
— Они идут к Грейсхоупу. А эти?
Маттиас проследил за ее взглядом и посмотрел на изображение поселенцев. Затем перевел глаза на картину перед ними: держась за руки, шагали дети, мамы несли на руках малышей, рядом стайкой шла молодежь. Их было так много, но шли они все в одну сторону.
Наверх.
В большой мир.
Так поселенцы видели свое будущее. Так Сара представляла себе… Представляла себе ее, Тиа.
Маттиас ничего не говорил. Он сделал несколько шагов дальше по туннелю, затем вернулся назад, держа фонарь поднятым.
— Ты понимаешь, что это значит? — тихо спросил он.
— Поселенцы предполагали, что мы когда-нибудь выйдем отсюда.
— Надежда Грейс… — прошептал Маттиас.
Тиа вспомнила о карте, надежно спрятанной дома в сундуке. На ней было затейливыми буквами написано два слова: «Надежда Грейс». Грейсхоуп. «Мы все неправильно поняли», — подумала она.
«Вода», — сигнал Пег донесся до нее из темноты. Тиа не сразу поняла, что она хотела ей сказать.
«Вода!» — Снова сигнализировала Пег.
— Собаки хотят пить, — отстраненно пробормотала Тиа Маттиасу. Тот стоял у расписанной стены, переводя свет фонаря с одного изображения на другое.
Спустя мгновение они услышали журчание воды. Она выливалась откуда-то сверху и затапливала туннель. За считанные секунды она поднялась им до щиколоток.
Глава тринадцатая
Питер
Он проснулся оттого, что мама разговаривала во сне.
— Нет! — громко воскликнула она. И потом: — Потому что все пропало.
Раздался папин шепот.
— Рори, ты спишь. Проснись, Рори.
Ночь выдалась пасмурной: Питер с трудом мог разглядеть собственную руку, даже когда подносил ее прямо к лицу. Он рывком перевернулся на другой бок и поплотнее завернулся в одеяло.
— Я пытаюсь найти в этом хоть какой-то смысл, — мама уже не спала и казалась сильно взволнованной.
— Любимая, конечно, я понимаю.
— Все исчезло, разве не так?
Последовала пауза, и затем папа совсем тихо ответил.
— Возможно. Хотя я пока не понял, как.
— Неужели мы опоздали?
— Нет, не опоздали.
Питер подумал: интересно, как это истолковал бы Джонас, но потом вспомнил, что он решил сегодня спать один, в иглу.
— Грегори, найди его для меня.
— Тсс!
Хотя Питер ничего не видел в почти кромешной тьме, он знал, что папа погладил маму по голове.
— Не шикай на меня, — ответила она, и больше они не разговаривали.
Питер вытянул руку в темноте и нащупал дверцу тумбочки, в которой спрятал мамин рисунок. Он задумался, стоит ли открывать ее сейчас: ему не хотелось, чтобы родители поняли, что он уже не спит.
Раздалось приглушенное цоканье когтей по полу: это к нему шла Саша. Иногда по ночам она бродила между кроватей, словно совершала обход, строго следуя какому-то своему плану. Теперь она решила прийти к нему: устроившись на полу у кровати, она лизнула ему руку. Его пальцы тут же согрело ее теплое дыхание. Он выпустил ручку ящика и стал гладить собаку.
Свет месяца пробился через ночные тучи. Питер увидел, что Саша задумчиво положила голову на лапы. Небо потихоньку прояснялось.
«Завтра», — сказал он сам себе.
Глава четырнадцатая
Тиа
— Что происходит? Откуда взялась вода? — Тиа поскользнулась и удержалась на ногах, только вцепившись в сани. Хотя и запряженные тремя чикчу, они едва двигались. А вот тяжелый вентилятор, который Маттиас отстегнул, чтобы снять с саней фонарь, свалился с опоры и, проскользив по обледенелому склону, скрылся из вида.
Маттиас глухо застонал и ему вторил скулеж Хэма. Эхо получилось такое громкое, что Тиа зажала руками уши.
— Тиа, здесь опасно находиться без вентилятора. Нам нужно вернуться назад, за ним. Сейчас же.
Тиа покачала головой.
