Он снял перчатки — левую очень, очень аккуратно — как раз когда вошли родители, сбивая с ботинок снег. Они удивились, увидев собак в палатке.
Питер с трудом боролся со сном во время ужина. Ему понравилось, что мама ахала с искренним ужасом, когда он рассказывал, как лопнул канат. Он с упреком покачал головой, когда доктор Солемн начал объяснять, что с собаками бы ничего не случилось и они бы обошлись без спасательной операции.
— Ты повел себя очень храбро, Питер, — признал папа. — Просто самоотверженно.
Мама в это время растирала ему руку. Он сказал ей, что снял перчатку, чтобы расплести собачьи постромки, а потом потерял ее в снегу.
— Имей в виду, что тебе очень повезло, — сказал папа. — И если ты еще хоть раз выйдешь в шторм один, с первым же самолетом полетишь домой.
Джонас поднял палец, привлекая к себе внимание:
— Я прошу прощения, а когда отсюда отправится следующий самолет?
Доктор Солемн попытался строго посмотреть на него.
— Не волнуйся, — успокоил его Питер. — Не такой уж это сильный соблазн: бросаться на улицу в разгар арктического шторма.
Родители и Джонас провели день, скрючившись в своих штормовых палатках. Питеру вспомнилось, как Майлз дурачился в одной из них дома, в Нью-Йорке. Он, поди, плещется сейчас в бассейне или гребет на лодке в мокрой от пота футболке — это было одинаково возможно. Невозможной была только Гренландия.
Джонас насмешил всех своим рассказом о том, как большую часть вынужденного заточения в штормовой палатке провел, пытаясь вынуть из рюкзака шоколадку, но вместо этого ткнул ею себе в глаз, и вдобавок ему ужасно свело ногу.
Задернув на ночь занавеску, Питер вынул свой блокнот из ящика под кроватью. Перелистнув на последнюю страницу, он пририсовал еще одну черточку и рядом с ней две звезды. В это раз все произошло по-другому: первый раз за все время он почувствовал, что может хоть немного контролировать происходящее. Он будто нашел в себе еще один мускул, пока слабый и требующий тренировки. Питер решил заняться им и хорошенько во всем разобраться, прежде чем кому-нибудь обо всем рассказывать.
Глава восьмая
Тиа
Выгребая нечистоты из собачьих вольеров, Тиа думала о том, что физический труд хорошо помогает отвлечься от неприятных навязчивых мыслей. Хотя обычно она не стремилась заниматься подобной работой.
Уже в сотый раз она задавала себе один и тот же вопрос: «Почему?» Зачем кому-то понадобилось подвергать себя риску, разыскивая чистую бумагу и настоящие чернила? Зачем, тем более, утруждаться и копировать старую карту, оригинал которой каждый желающий мог свободно разглядывать в Главном Зале? И тем более непонятно, ради чего было оставлять карту у нее на постели, не сказав ни слова?
Она с первого взгляда поняла, что за карта перед ней: одна из старейших карт Грейсхоупа. На ней изображались озеро, водяное колесо, дома в старой части поселения и первые сады с пашнями. Даже миграционный туннель был обозначен, хотя его наверняка поглотили льды еще до того, как нарисовали первый вариант карты. Она была подписана плавным, беглым почерком: Надежда Грейс
[1]. Так первоначально называлось поселение, которое с годами превратилось в Грейсхоуп. Как Роуэн говорила, всему виной обыкновенная человеческая лень.
У верхнего края карты красовался символ солнца, а внизу стояла метка в виде дерева, означавшая, что эту карту нарисовал представитель первой линии родословной. Но это ни к чему не вело.
Она завязала мешки с экскрементами: днем их отвезут в сады. Помыв руки, она пошла навестить Кэсси с щенками.
Прошла почти неделя, и последыш выглядел очень бодро. Он ел больше всех остальных, отталкивая братьев и сестер свой крохотной белой лапкой, если они пытались претендовать на его молоко. Тиа улыбнулась, наблюдая, с каким терпением Ио принимала тычки младшего братца.
— Ему еда нужнее, чем тебе, — сказала она Ио и почесала ее за ушами. — Не волнуйся, мама ни за что не позволит тебе голодать.
К ней подошел Долан с Нормой и еще одной собакой из лазарета, Ледой. У нее была сломана лапа, но сейчас Леда поправилась и ходила вполне уверенно.
— Если ты уже покончила с делами, мне бы пригодилась твоя помощь, — сказал Долан, указав на Леду. — Я хочу посмотреть на нее.
— Конечно! — Тиа гладила собаку, пока Долан специальной шваброй разравнивал беговую дорожку из песка. По ней тут же прошла Норма, так что ему пришлось повторить еще раз. Затем Долан встал у дальнего конца дорожки, и Норма плюхнулась рядом с ним.
По его сигналу Тиа скомандовала Леде бежать. Чикчу стремительно пронеслась по дорожке и спокойно уселась рядом с Нормой. Она выглядела вполне здоровой. Долан наклонился к ней, сложив пальцы в специальном знаке, и Леда послушно потрусила к главному дому. Тиа порылась в карманах, нашла свою мягкую амбру и, разминая ее в пальцах, медленным шагом двинулась вдоль дорожки к Долану, разглядывая собачьи следы на песке.
— Все нормально? — спросил Долан, подойдя к ней.
— Ее аллюр кажется вполне уверенным и резвым, — начала Тиа, — она хорошо работает передними лапами, когда бросается с места. А когда она развивает скорость, следы идут вполне симметрично. — Она указала на песок, где два ряда следов сливались в один.
— Хорошо. Что ты можешь добавить?
Тиа присмотрелась тщательнее.
— Мне кажется, она все еще бережет пострадавшую лапу. Не во время рыси, а во время бега на полную силу.
— Как ты это поняла?
— Вот здесь отпечатки одинаковой глубины. — Тиа показала место, где собака начала разгоняться. — Но здесь, где она бежит в полную силу, одни следы заметно глубже других.
Она показала на слабый отпечаток лапы, очевидно, недостаточно глубокий, поскольку на него пришлось мало веса.
— И…
— Таким образом, при увеличении нагрузки больная лапа продолжает ее беспокоить. Ей еще нужно отдохнуть. Возможно, поплавать некоторое время в озере.
Все чикчу обожали плавать, к тому же, не существовало способа лучше восстановить сломанные конечности.
— Хорошая работа. — Долан выпрямился и улыбнулся ей. — Если бы мы объявили ее здоровой, у нее осталась бы застарелая травма.
Тиа улыбнулась ему в ответ, но все ее мысли были о загадочной карте.
— Могу я попросить тебя об одолжении, Долан? — Ей показалось, что момент вполне подходящий.
Долан изобразил изумление.
— Одолжение? А мне показалось, что ты против любых одолжений.
— За исключением тех случаев, когда они действительно необходимы, — серьезно возразила она. — Я знаю, что сегодня днем должна работать, но мне задали большое исследовательское эссе, которое нужно сдать до конца семестра. — Тиа ненавидела лгать, но была уже не в силах ждать дальше.
