Поднимается над водой туман, сырее делается воздух, гаснут последние окна, всё ленивее птичья перекличка. Засыпают до утра пичуги, карпы в протоке, жучки и паучки. Только мы, как три привидения, всё блукаем по улице.
Супостат наш изобретателен и неутомим: где и когда нанесёт он удар – трудно предугадать.
Артамонов идёт чуть впереди нас с Викешей. Дождевик его издаёт металлический свист, шаркая о кирзу сапог. Жердь свою Артамонов взвалил на плечо. Тяжёлая – она клонит его долу.
Артамонов мается. Я догадываюсь об этом по всё усиливающемуся мрачному его сопению. У Артамонова комплекс: он помешан на прямоте, на откровенности, он возвёл эти качества в принцип, – роль дядьки Черномора начинает ему претить, и он, чувствую, вот-вот соскочит с зарубки.
Так оно вскорости и происходит. Артамонов тычет жердь в землю и с нервным смешком говорит:
– Чудесно! Взял он вилы и топор и отправился в дозор!.. Слушайте, товарищи дорогие, не знаю, как вам, а мне с этой палкой ещё страшнее, чем без неё. А ну как и вправду кого-нибудь скараулим? Что тогда? Бить их будем? Рёбра ломать?..
– Ну, рёбра не рёбра, – хмыкает Викеша, покачивая в руке свой «шестопёр», – а пугнуть гадов как следует не помешало бы.
– Нет, для чего мы дубьё взяли? – не слушая Викешу, вопрошает Артамонов. – Против кого вооружились? Вооружились ведь. По-серьёзному – не так себе. Вон какие мы грозные. Если возьмёмся кого-нибудь в три палки обрабатывать, да ещё вкус почувствуем – ого!..
Я, кажется, знаю, как ответить на вопрос Артамонова. Никого мы, разумеется, не возьмёмся обрабатывать, а палками вооружились потому, что сами боимся. Без них мы просто гуляющие, с ними – стража. Они гарантируют нам неприкосновенность. Короче, мы охраняем кооператив, а палки охраняют нас.
Впрочем, Артамонов сам находит ответ.
– Страх, – говорит он, – вот в чём дело. От страха человек берёт палку. И всегда он её от страха брал… Возьмёт от страха, а потом кому-нибудь по черепку: не трожь мою собственность!.. Мой стручок гороха… Слушайте, что с нами происходит, а? Мы же культурные люди.
– А ты брось, если смелый! – обижается Викеша. – Брось, что стоишь. Ты, может, боксёр? Самбист-разрядник? Ишь, запереживал: собственность, собственность. Нашёл собственников. – И тут Викеша неожиданно – наверное, даже и для себя – наносит Артамонову коварнейший удар: – Ты вот лучше скажи: почему это твою ограду поломать можно? И цветы вырезать? И велосипед свистнуть?.. А почему от ихнего мотоцикла нельзя гайку отвинтить? Вот давай опыт поставим: они завтра приедут протоку загаживать, а ты подползи втихаря – отвинти гайку. А я посмотрю, что будет… Они же тебе голову отвинтят. Да ещё с отвинченной головой в милицию сдадут.
Артамонов молчит. Проигрывает, видать, про себя ситуацию с отвинчиванием гайки.
– Но ведь не должно нас это разделять, – тихо говорит он, – то, что у кого-то огород, а у кого-то мотоцикл или машина. Нас другое, по идее, должно разделять… Вот, например, у вас машина тоже имеется, но я знаю, что вы её не украли. Хотя могли бы, наверное, при вашей-то должности… По частям как-нибудь. Не обижайтесь – я это теоретически, разумеется.
– Ничего, крой, – разрешает Викеша, – может, послушаю да украду.
– А приятель ваш Жора, извините, жук. Он свою машину украл. Не знаю, как и где, но чувствую – украл. Если не саму машину, то деньги, не деньги – так что-нибудь другое, чтобы деньги сэкономить. Да, собственно, что я вам рассказываю? Сами прекрасно знаете. Но почему-то мы воюем не с Жорой, а с этими молокососами. С Жорой мы водку пьём. А может, правильнее – взять да всем вместе Жору как следует отдубасить.
– Ну, загнул! – теряется Викеша. – Жору бить… То – Жора, а то – хулиганы какие-то.
– Не просто они хулиганы, Викентий Павлович. В том-то и дело. Тут многое понапуталось, только вот что – понять трудно…
Я прислушиваюсь к их разговору и думаю: а действительно, кто они? И кто мы? И что оно такое – наше дачное окружение? Щупальца прогресса, наступающего на природу, или, наоборот, – зелёный экран, заслоняющий природу от щупальцев прогресса? Полигон, где тренируется угрюмая собственность, или лаборатория по восстановлению утраченной любви к земле?
И ещё я думаю с досадой: а может, продать к свиньям дачу? Избавиться от болячки этой – чувства ответственности за жалкий кусок природы. Да закатиться куда-нибудь по великой Оби. Слава богу, обширна матушка-Сибирь – есть куда запустить порожней бутылкой…
VII. Осень
Викеша
Первого сентября утром с территории Викешиной дачи донёсся вопль. Кричала жена Викентия Павловича, высокая костлявая блондинка (теперь мы знаем, что именно блондинка, а не брюнетка является его супругой и зовут её Ирина Сигизмундовна).
Через минуту стала известна причина горя Ирины Сигизмундовны: какой-то неизвестный варнак украл ночью с подоконника веранды четыре семенных огурца.
Ирина Сигизмундовна облюбовала эти огурцы ещё в середине августа, воткнула рядом с ними палочки, привязала к палочкам белые тряпицы для приметности и, пока семенники не заматерели, глаз с них не спускала. А вчера вечером она сорвала их и положила на подоконник – дозревать.
Ещё через минуту нашёлся вор. Им оказался сам владелец дачи. Викентий Павлович всю ночь играл в преферанс с Жорой и его дружками, к четырём часам утра у них кончилась закуска. Викеша сказал: «Щас, мужики, я схожу пошурую», – пробрался ощупью к себе на веранду и реквизировал подвернувшиеся огурцы.
Разбуженный воплями супруги (он отсыпался в маленькой комнатке на втором этаже), Викеша вышел на балкон и недовольно осведомился: «Что за шум, а драки нет?» Узнав же, из-за какой малости разгорелся сыр-бор, поспешил успокоить жену: дескать, не будоражь окрестности, никому чужому твои драгоценные огурцы не достались, дело было так-то и так-то – всё в порядке, пьяных не наблюдается.
После чего, успев прихватить только шахматную доску, Викеша вынужден был искать убежища у соседей.
Мы приютили Викешу. И даже посочувствовали ему. У нас не было семенных огурцов, и мы не могли понять, а тем более разделить горе Ирины Сигизмундовны. У нас вообще ничего не было. Странные плоды принесла наша агрономическая практика. Вернее – странное бесплодие. Всё лето на участке бузовала зелень, как сумасшедшие лезли вверх ветви и стебли, лопушилась листва, а когда пришло время «считать цыплят», оказалось, что заросли наши пусты. Они дали ровно столько, чтобы прокормить нас здесь, на даче, но освободили от хлопот по солению, маринованию, консервированию впрок.
Поначалу женщины завистливо поглядывали на тучные огороды соседей, а потом сели в кружок и дружненько себя уговорили. Клубникой лакомились? Лакомились. Редиску, салаты, петрушку, морковку ели? Ели. Окрошка всё лето не переводилась? Не переводилась. Ну, и что ещё надо?.. На зиму не заготовили? Да провались оно – таскать отсюда! В городе базар рядом, а если на дачу потребуется чего прикупить – так вон деревня, а вот велосипед.
