Через дверь в противоположном конце комнаты ворвалась целая толпа охранников. С ними Харли справилась с помощью еще одной банки «Арахиса». Пока они лежали на полу, жалобно стеная, она выудила из сумки новую штуковину и швырнула прямо в противных работников. Раздался хлопок, вспыхнул ослепительный свет, и внезапно со всех сторон повалил густой, темный, мерзко воняющий дым.
Харли успела вытащить Джокера на улицу прежде, чем дым дошел до них.
— Старая-добрая классика. Как же я ее люблю, — заулыбался Джокер, пока Харли помогала ему забраться в машину.
— А я люблю тебя, сладкий, — усмехнулась она.
— Моя дорогая доктор Квинн, — он качнул один из колокольчиков на ее шапке, — я тоже вас люблю.
Они ехали навстречу восходящему солнцу, и Харли казалось, что ее сердце вот-вот разорвется от счастья.
25
Когда утреннее солнце осветило окрестности, они все еще находились в пути. До Харли с изрядным запозданием дошло: она совершенно не продумала, что делать после того, как они вырвутся из «Аркхема». В сказке все бы уже завершилось, и они жили бы вместе долго и счастливо. Однако тут сказкой и не пахло: сказочным героям не приходится убегать от полиции или Бэтмена. Но это отнюдь не означало, что у Харли кончились идеи. Им предстояло найти место, где спрятаться, и где-то неподалеку как раз находился заброшенный парк аттракционов.
Внезапно Харли заметила выцветший обветшалый знак у дороги:
РАЗВЕСЕЛЫЙ РАЗВЛЕКАТЕЛЬНЫЙ ПАРК «ДЖОЙТАУН»
Съезд № 47, 40 км на восток по шоссе 51
Нахмурившись, Харли прикинула: трудно ли повалить этот знак? Оказалось, совсем не трудно. То же самое она проделала со следующими тремя указателями на шоссе 51.
Судя по всему, даже в свои лучшие годы развеселый развлекательный парк «Джойтаун» не представлял собой ничего интересного. Впрочем, все подобные парки нечто роднило между собой, независимо от разделявшего их расстояния.
На Кони-Айленде Харли прошла первое испытание, превратившее ее в того человека, коим она сейчас являлась. В каком-то смысле она родилась именно там, на Кони-Айленде, а не в госпитале Маунт-Синай, и этот факт делал «Джойтаун» родным местом, несмотря на то, что прежде она здесь никогда не была, и парк пребывал в полнейших руинах. Едва они заехали на территорию, Харли ощутила себя как дома. Она увидела туннель, «Туннель любви», словно это место посылало еле слышные сигналы.
— Ну что, приехали? — спросил Джокер, осторожно приподнявшись на сиденье. — У меня все болит.
— Ага, — Харли затормозила прямо перед входом в туннель. Слово «любви» читалось вполне ясно, но вместо буквы «ю» значилось корявое сердечко.
В начале поездки Харли чуть прикрутила вентиль на свисающей с зеркала заднего вида капельнице, чтобы сэкономить раствор и не отравить ее любимого. Сейчас его пришлось вернуть в прежнее положение.
— Все путем, мистер Джей. Сейчас тебе полегчает.
— Когда рядом моя Харли Квинн, мне уже легче, — Джокер глубоко вздохнул.
На мгновение Харли позволила счастью и любви разлиться по венам. Она полностью откинула сиденье Джокера, поцеловала его в лоб и сказала, что сейчас вернется. Уходя, прихватила с собой ключи: не хватало еще, чтобы он проснулся и, не понимая, где находится, уехал на ее поиски.
Воды в «Туннеле любви» давно не было, но несколько лодок по-прежнему крепились к канатам и лебедке. Харли понадобилась всего минута, чтобы миновать высохший канал и войти в огромное помещение.
Благодаря отсутствию солнечного света яркие росписи на стенах из искусственного камня не выцвели и радовали глаз буйством красок. Две русалки сидели на своих пластмассовых «камнях», расчесывая волосы гребешками из искусственных «раковин». За ними виднелась просторная ниша, где когда-то, видимо, находилась сцена из подводного мира: на полу валялось несколько розовых и сиреневых бутафорских морских звезд.
В конце зала, за небольшой стенкой из пенопластовых валунов, выглядывало настоящее сокровище: стопка старых покрывал, которыми обычно укутывают мебель при перевозке, чтобы защитить ее от повреждений.
— Да это же Эльдорадо! — вскричала Харли.
Ее голос эхом отразился от стен, будто в пустом бассейне.
Она как следует вытряхнула покрывала и расстелила их на деревянном полу. Какая же редкая удача. Теперь они с любимым могли здесь спать, пока не найдется что-то получше. Удача всегда находила Харли в парке аттракционов. Даже когда дела шли не очень, финал дарил надежду.
Ну, а как же иначе? Ведь она единственная и неповторимая Харли Квинн.
* * *
Оглядываясь на дни, проведенные в «Туннеле любви», когда ее возлюбленный был слаб, как ребенок, и требовал непрерывной заботы, Харли сомневалась, что существовал иной рай.
Она прекратила давать Джокеру морфин: не дай бог, выработается зависимость. К тому времени боли уменьшились, и ему вполне хватало больших доз ибупрофена, чтобы чувствовать себя вполне прилично. К тому же, небольшая боль служила напоминанием того, что ему следует беречься. Впрочем, Харли осознавала, что очень скоро он взбунтуется: не так просто удержать в бездействии подобную личность.
Во избежание тромбоза, ему стоило двигаться и выполнять несложные упражнения. Харли помогала ему ходить по парку. Сначала выбирались на прогулку дважды в день, потом, когда ему стало легче, трижды. Джокер без конца жаловался на постоянные боли, на затекшие ноги, ныл и сетовал, что нельзя жить в этих богом забытых руинах, словно последние люди на Земле.
И каждый раз Харли отвечала нарочито тягучим бруклинским выговором:
— Ой, да перестаньте, мистер Джей. Можно подумать, что вы несчастны.
Сперва он улыбался в ответ на ее шутку. Через неделю улыбка почти исчезла. К концу второй недели уголки его губ едва ли не двигались, и он не разговаривал, предпочитая молча хромать рядом, опираясь на трость, которую Харли обнаружила в одной из билетных касс. Трость была шикарной: полированное дерево венчала бронзовая львиная морда. Но Джокер пребывал в слишком плохом настроении, чтобы обрадоваться.
Харли иногда рассказывала ему про Кони-Айленд. Историю о знаменательной ночи он уже слышал, так что она вспоминала счастливые моменты из детства.
Основательно приукрашенные.
Шел первый день третьей недели. Они бродили вечером по парку, Харли как всегда что-то лепетала, сейчас про сосиски в тесте, как вдруг Джокер резко остановился.
— В чем дело, сладкий? — спросила Харли. — Разболелось что-то?
— Разболелось? — Джокер выпрямился во весь рост. — Разболелось? Я истерзан в клочья, но познал другую боль, нудную, одурманивающую. Понимаешь, о чем я?
Харли удивленно покачала головой, наблюдая, как подопечный надвигается на нее, тяжело опираясь на трость.
