— Нет, — рассмеялась доктор Лиланд. — Когда я упомянула о плавании, он решил, будто это сговор пациенток, чтобы поглазеть на него в плавках, — она заулыбалась, и Харлин заулыбалась вместе с ней, несмотря на острый укол беспричинной ревности.
— А что, и правда намечается заговор?
Доктор Лиланд прикрыла рот рукой, заглушая рвущийся наружу смех.
— Боже правый, вряд ли он приглянется Памеле Айсли, да и Харриет от него не в восторге. Для Сороки он недостаточно блестящ, а для Мэри Луизы — чересчур высок.
— Ну, я тут точно не причем, — Харлин заставила себя усмехнуться, чтобы доктор Лиланд поняла, что их разговор — одна огромная шутка.
— Про вас я даже не подумала! — Лиланд продолжала хихикать. — Подобные заговоры происходят в воображении Джокера. В конце концов, он явный эксгибиционист. Он изо всех сил уверяет, что не желает, чтобы его видели в пляжных трусах, но сдается мне, протест налицо.
— Я так не считаю, — возразила Харлин. — Его реакция вполне понятна после того, что с ним случилось.
Доктор Лиланд все еще смеялась, когда двери лифта открылись.
— Обычно я не даю предсказаний по поводу чужих пациентов, но я знаю этого типа дольше, чем вы, — она прошла в лифт. — Он закоренелый шоумен. Его преступления привлекают всеобщее внимание, но, если ему понадобится, он мгновенно скинет с себя одежду.
Двери лифта закрылись.
Харлин прошла к камере Джокера. Натан, не вставая, впустил ее и запер за ней дверь.
Джокер опять лежал, растянувшись на кровати на боку и подперев голову рукой.
— Она хотела знать, не говорили ли вы со мной о плавании. Я предположил наличие заговора от желающих увидеть меня в плавках.
Харлин не ответила. Минуту они молча смотрели друг на друга, а затем внезапно разразились смехом.
— Она уверена, что это я пропагандирую гидротерапию, — наконец распела Харлин. — Как бы не так!
— Откуда у людей берутся такие дурацкие идеи? — смеялся Джокер. — Вы бы никогда этого не сделали. Вы слишком профессиональны и всегда действуете открыто. — Он сделал паузу. — Но в вас имеются скрытые глубины, видные лишь тем, кто хорошо вас знает.
Харлин присела, открыла блокнот и записала дату и время в верхнем углу страницы.
— Хотите сказать, что знаете меня настолько хорошо?
— Мой дорогой доктор, я единственный, кто вас знает, ведь в этих скрытых глубинах томятся вещи, которые способен вообразить только я.
— Неужели? — смех Харлин замер, сердце дрогнуло. В последнее время это случалось все чаще. Она поправила очки на носу. — Назовете что-нибудь из этих вещей?
— Например, секрет вашего имени, — Джокер подался вперед и чуть понизил голос. — В Харлин Квинзель прячется Харли Квинн — Арлекин, классический клоун, персонаж итальянской commedia dell’arte. Арлекин — дух веселья и легкомысленной свободы. С той самой секунды, как я услышал ваше имя, меня к вам потянуло.
«Что значит имя», — подумала Харлин.
— Стало быть, вы хотели, чтобы я стала вашим врачом из-за имени?
— Как и все в больнице, я слышал о вашей героической победе над Убийцей Кроком. Я тут же захотел встретиться с красавицей, которая быстро сообразила, как максимально эффективно использовать огнетушитель. Ваше имя только добавило интриги, — Джокер пристально поглядел на нее. — Потом вы показали мне, как можно поставить непокорного пациента на место без всякого огнетушителя, — он улыбнулся и добавил извиняющимся тоном: — И тогда я понял, что хочу именно вас — что вы мне нужны.
Ее сердце забилось так сильно, что она побоялась, вдруг он его услышит?
— Да, я осознал, что мне нужны именно вы. Даже когда вы поставили меня на место, я заметил лукавый блеск в ваших глазах. Я знаю, вы говорили всерьез, но то был знак, что где-то в глубине вашей души скрывается огонь. Я очень испугался, что увидел лишь отблеск проклятых люминесцентных ламп. Но тут вы рассказали мне про свой план концентрированной терапии с полным погружением, и, да, я убедился, что не ошибся. Вы именно та, кого я ждал, кому я смог открыться. Единственный человек на свете, понимающий меня. И к тому же арлекин, способный оценить мои шутки.
Неужели весь успех ее терапии держался на имени? Харлин почувствовала себя, как повисший в воздухе мультяшный персонаж, из-под ног которого внезапно выбили опору.
«Нет, дело не только в этом», — твердо сказала она себе.
Обиженный ребенок в его душе нашел ответ в ее взгляде. Тот дал ему понять, что она не причинит ему вреда, примет его, поймет и никогда не ударит так, чтобы он очнулся в больнице три дня спустя. Заброшенный и страдающий ребенок глубоко понимал, что «положительная оценка», «внутренняя связь» и «родственная душа» — это то, чего он жаждет, даже если не знает этих слов.
К тому же, самые важные, меняющие жизнь отношения всегда с чего-то начинаются: с улыбки, приветствия или доброжелательного слова.
Харлин опустила глаза и увидела, что написала в блокноте.
Два человека = одна душа.
Моя единственная любовь во всем мире.
ХК + Дж =…
* * *
Обычно доктор Лиланд старалась не донимать персонал излишней опекой и не вмешивалась в их жизнь за пределами больницы. Лишь одного правила она строго придерживалась: все психиатры «Аркхема» сами обязаны регулярно проходить обследование у психиатра.
Харлин была с этим согласна. Как и любая другая болезнь, безумие в определенной мере заразно, пусть, порой, оно проявлялось не так явно, как, например, массовый психоз. Она все никак не могла найти себе психиатра, не чувствовала себя свободно. Готэм, точнее Бэтменвиль, накладывал свой отпечаток на все. К слову, о заразном безумии.
Большинство психиатров, с которыми она общалась, не демонстрировали явного восхищения местным героем, но и не считали Бэтмена сомнительным персонажем. Едва Харлин выказывала свое отношение к так называемому Рыцарю в плаще, они немедленно приписывали ее предубеждение тому, что она родилась не в Готэме.
Пара специалистов признали, что, с точки зрения федеральных и местных законов, деятельность Бэтмена представляла определенную проблему. Но потом они, почти сразу же, добавляли, что в этом городе всегда творилось нечто странное, задолго до появления Бэтмена. Нечто неуловимое в земле, воде и воздухе приводило к тому, что «сон разума порождал чудовищ», и чудовища эти не исчезали, даже когда разум просыпался.
По мнению Харлин, данное оправдание звучало, как типичная попытка рационализации с оттенком мании величия. Мы не такие, как весь остальной мир, мы другие, мы особенные. Они пользовались этими доводами, чтобы оправдать нарушения общественного договора и выдать аберрантное поведение Бэтмена за норму.
Наконец Харлин встретила доктора Фэй Сильвер, уже немолодую женщину, время от времени консультирующую доктора Лиланд. Харлин остановила свой выбор на ней, потому что та с юмором относилась ко всему на свете, даже к Бэтмену. Харлин навещала ее раз в месяц и никогда не рассказывала ей ничего важного. Скорее всего, доктор Сильвер об этом догадывалась. Впрочем, что с того? Она должна была посещать психотерапевта, но не обязывалась проходить терапию.
