Возможно, эффект усиливали ее скрипучий голос, кошмарный выговор кокни и привычка называть всех «душка» и «зайчик». Эта манера надоедала очень быстро. Наверняка, где-то в лондонском Ист-Энде сейчас коллективно морщились все тетушки-кокни в их расшитых перламутровыми пуговицами платьях. Акцент Пратт и ее вечные «крутяк!», «офигеть» и «ничесе» раздражали ничуть не меньше, чем ядовитый смех Безумного Шляпника.
— Блестящая штучка! — пропищала следующая пациентка, сидевшая рядом с Пратт. Маргарет Пай могла бы составить Пратт серьезную конкуренцию в борьбе за звание самого невыносимого-пациента. Ее прозвали Сорокой, и она действительно напоминала эту птицу. Любой блестящий предмет немедленно привлекал ее взгляд, после чего она окуналась в собственную реальность, из которой ее не удавалось вытащить. Она сделала бы все что угодно ради того, чтобы заполучить сияющую добычу, и она была куда сильнее (и опаснее), чем казалась.
Именно доктор Лиланд настояла, чтобы в группу включили Сороку. Переживая за судьбу проекта, Харлин согласилась, но, ознакомившись с ее историей болезни, пожалела, что для начала не расспросила Джоан о причинах такого решения. Несколько докторов поставили Маргарет Пай один и тот же диагноз, осложненный обсессивно-компульсивным расстройством: социально-неадекватная личность. С профессиональной точки зрения Харлин, Пай требовалась структурированная терапевтическая программа с системой четко сформулированных целей и периодическими вознаграждениями. Все это вкупе с медикаментозным лечением обсессивного расстройства принесло бы куда больше пользы, чем групповая терапия.
К сожалению, скудный бюджет «Аркхема» просто не мог себе позволить столь дорогие программы для всех нуждающихся в них пациентов. Будь Маргарет Пай знаменитым и опасным преступником, совет директоров постарался бы получить грант на ее лечение. А если бы у нее нашлись богатые родственники, администрация клиники обратилась бы за средствами к ним.
Сорока же попала в «Аркхем» из другой психиатрической больницы после трагического инцидента, закончившегося гибелью трех человек. В свое время эта история наделала много шума, но вскоре о ней забыли, тем более, что газеты по ошибке назвали ее не Пай, а По, и никто не исправил ошибку. У Сороки не было ни семьи, ни друзей. К ее истории болезни прилагалась записка о том, что свидетельство о рождении пациентки утеряно и вскоре будет получена копия. Бумага казалась очень старой на вид, и никто уже не знал, почему свидетельство так и не прислали и кого стоило об этом спрашивать.
Харлин сочувствовала Сороке. Если Пай и была неадекватной личностью, то только потому, что неадекватный мир предавал ее на каждом шагу. Вполне возможно, доктор Лиланд надеялась, что участие в групповой терапии, в окружении других женщин, послужит стимулятором для ума пациентки и поможет заинтересовать ее хоть чем-то «не блестящим».
Что ж, бывали и более странные прецеденты. Последняя женщина в группе как раз олицетворяла такой случай.
Уже в детстве Мэри Луиза Даль играла в кино и была обожаемым ребенком. Но в отличие от других детей-звезд, ее карьера не закатилась после того, как Даль выросла. Просто потому, что она не выросла и уже никогда не вырастет. Синдром Тернера, редкое заболевание, поражающее только женщин, приговорило Мэри Луизу к пожизненному заключению в теле ребенка.
Казалось, ей лет семь или восемь, возможно, меньше, ведь она вечно таскала с собой куклу. Ее развитие застыло. По крайней мере, ей повезло, что она не страдала от проблем с сердцем и почками — обычных последствий синдрома Тернера. Но самое ужасное заключалось в том, что семья, агент и киностудии скрыли правду о ее состоянии, чтобы не потерять колоссальные доходы. К тому времени, когда она узнала об их сговоре, применять гормональную терапию было уже поздно.
Мэри Луизу ожидало бесконечное детство, но не бесконечная карьера. Невозможно скрывать взрослый ум в детском теле. Зрители видели кого-то, кто пытался притвориться ребенком, и это было похоже на жутковатое представление роботов или компьютерную анимацию, только «в дрожь бросало куда сильнее», как выразился один из зрителей.
«Если бы существовал титул Человек-Которого-Жизнь-Поимела-Сильнее-Всех, Мэри Луиза определенно получила бы его», — подумала Харлин. Будь в этом мире хотя бы какая-то справедливость, ее родителей, агента и всех, кто разрушил ее жизнь, засадили бы в тюрьму. Харлин не знала, удастся ли Мэри Луизе когда-нибудь спастись из тьмы, в которую та погрузилась, но надеялась, что терапия хоть как-то ей поможет. Говорила Мэри Луиза нарочито по-детски, однако Харлин подозревала, что то просто привычка, а не нарушение речи. Пребывание в «Аркхеме» не способствовало расширению словарного запаса. Быть может, после пары групповых занятий она скажет что-то помимо «плотивная бойница» и «я нечаянно».
Похоже, собрать всех этих женщин вместе уже было неким достижением, даже если учесть, что они находились здесь не по своей воле. Харлин смотрела, как Мэри Луиза раскачивается на стуле, к которому ее приковывали цепи, а та уставилась на нее блестящими глазами поверх головы своей куклы.
«Она наблюдает за мной, — с тревогой подметила Харлин. — Точнее, наблюдает, как я наблюдаю за ней. Она меня оценивает».
Внезапно ей вспомнилась фраза одной из медсестер, Эстер Нетаньяху, которая проработала в «Аркхеме» даже дольше, чем доктор Лиланд, но не озлобилась и не стала циничной. К слову, наивной она тоже не была.
— Будь начеку, — сказала она Харлин. — Они столько лет были собой. Гораздо дольше, чем собой была ты. Они куда опытнее и знают об этом.
Мэри Луиза внезапно разрыдалась.
— Я не нарочно! Я не виновата! Я хочу домой. Почему меня не пускают домой?
— Ну вот, опять фонтан включила, — устало фыркнула Памела Айсли. — Терпеть не могу эту девчонку. Хоть бы кто-нибудь ее заткнул. Или все взрослые в комнате прикованы к стульям?
— Не надо так, дорогуша, — заявила Харриет Пратт. — Она же просто маленькая девочка.
— Черта с два! — Памела погладила одну из лиан в своих волосах.
Харлин удивленно моргнула: ей показалось или побег действительно обвился вокруг пальца Памелы? Обычные лианы так не делают. (Или делают?)
— Душка, не выражайся при детях и настоящих леди, — Пратт укоризненно покачала пальцем перед носом Айсли.
Все, кроме Памелы, перебирающей свои локоны, выжидающе посмотрели на Харлин. Та улыбнулась широкой профессиональной улыбкой.
— Поскольку это наша первая встреча, я подумала, что нам стоит познакомиться, — Харли надеялась, что голос у нее звучит уверенно. — Каждая из нас может представиться и что-нибудь рассказать о себе.
Памела даже головы не подняла.
— А что, в этой комнате кто-то не знает, кто я? Сомневаюсь. Мне представляться незачем.
Когда Харлин проходила практику, один из врачей сказал ей, что хороший психиатр никогда не позволяет пациенту перехватить инициативу.
— Вы могли бы рассказать что-то интересное о себе, — бодро произнесла она. — Или что-то важное для вас.
