Но сначала он наткнулся на разбитый мобильный. Не случайно разбитый, а намеренно, уничтоженный вместе с сим-картой. Сунулся выбросить в мусорное ведро сметенные со стола крошки и нашел. Не нужно быть особо умным и догадливым, чтобы понять, что все это значит. Хватило наблюдательности и жизненного опыта. Нина от кого-то убегала, и, похоже, этот кто-то вышел на ее след.
Вадим долго ждал, пока она уснет, прислушивался к тишине, а потом на цыпочках вошел в ее спальню. Паспорт обнаружился в рюкзаке. Такая беспечность.
Первым делом Чернов изучил адрес прописки, вторым проверил наличие штампа о браке. Штампа не было. Штампа не было, а Темыч был. Собственно, штамп в паспорте ровным счетом ничего не значил. Гражданским браком нынче никого не удивишь, как и внебрачным ребенком. Чернова интересовало другое. От кого она бежала? На вопрос «почему» он получил ответ, когда увидел кровоподтеки на ее теле.
Интересно, тот урод, Нинин сожитель, избивал только ее или и Темыча тоже? Темыч не выглядит напуганным и зашуганным, значит, Нина принимала удар на себя.
Рассуждая над этим, разглядывая паспорт, Чернов злился. Даже на себя самого, хотя он-то точно не был виноват в сложностях Нининой личной жизни. Или его злил сам факт существования у Нины личной жизни?
– Все сложно, – сказал он шепотом, надул губы и закатил глаза к потолку. Так в приснопамятные времена делала его сердечная подружка. Слишком юная для такого матерого дядьки, как он, и, наверное, все-таки глупая, коль уж банальное «все сложно» сопровождала вот этим всем… Сердечная подружка задержалась в его сердце недолго, Чернов вовремя одумался и так же вовремя вспомнил про седину, беса и ребро. Он был еще вполне себе молодым, вообще не седым, но ребра его едва не пострадали от беса. Нинины ребра тоже пострадали… От мысли этой кровь отхлынула от лица, а кулаки налились свинцовой тяжестью.
Гришаеву он звонил из кладовки и зловещим шепотом диктовал паспортные данные Нины. А Гришаев таким же зловещим шепотом ответил, что достаточно было прислать фото паспорта, и отключился. Чернов не обиделся. Собственно, разбуженный посреди ночи Гришаев тоже не обиделся, просто он не любил тратить время на лишние разговоры. Он свяжется с Черновым сам, когда добудет всю необходимую информацию. А добывать станет прямо сейчас, посреди ночи.
…Когда лодка зарылась острым носом в прибрежные заросли, Вадим перебросил через плечо ружье – она отправилась на его спасение с ружьем! – подхватил Нину на руки, выбрался на берег. Дверь была заперта, но ключ Чернов нашарил в кармане мокрых Нининых джинсов. Войдя в дом, он первым делом уложил ее в гостиной на ту самую тахту, которая уже дважды служила ему самому ночным пристанищем. Нина была без сознания, но дышала спокойно и размеренно. В груди у нее не клокотала темная озерная вода. Собственно, сейчас главное, что она вообще дышала.
Убедившись, что прямо сейчас Нине ничто не угрожает, Чернов на цыпочках вышел из гостиной, заглянул в спальню проверить, как там Темыч. Мальчик спал в обнимку с деревянной лошадкой, и тряпичная кукла со смешным именем Клюква лежала на Нининой подушке. Картинка была бы почти умиротворяющей, если бы не мокрые следы на половицах. Мокрые звериные следы. Ружье все еще висело у Чернова за плечом, и, вскидывая его, он мельком поразился своим рефлексам. Есть еще порох… А потом он поразился другому. Звериные следы таяли на глазах. Не высыхали, а просто исчезали, словно их и не было.
Первым делом Чернов проверил тайник, потом заглянул под кровать, убедился, что окно заперто изнутри. Вторым обошел весь дом, обшарил все самые потаенные его закоулки. Если та тварь и забралась в дом, то уже исчезла. Каким образом, ему еще предстояло разобраться. Но сначала требовалось разобраться с Ниной.
Раздевал он ее без малейшего сомнения и даже почти безо всяких задних мыслей. Просто ее одежда оказалась насквозь мокрая, одежду следовало снять, а Нину укрыть чем-нибудь сухим и теплым. В желтом свете торшера синяки на ее ребрах и животе казались почти черными. Захотелось кого-нибудь убить, придушить на месте того урода, который способен сотворить такое с женщиной. С Ниной сотворить. Но сейчас нельзя. И раздевать ее полностью тоже никак нельзя, не после того, что он увидел в желтом свете торшера. Чернов оставил на Нине белье и футболку, осмотрелся вокруг, заметил пуховую шаль. Шаль была большая и с виду теплая, в сложившихся обстоятельствах она запросто сойдет за одеяло.
Шаль легла на неподвижное Нинино тело серым саваном. Это в первое мгновение подумалось, что саваном, наверное, от пережитого стресса. Но почти сразу же стало ясно, что никакой это не саван, да и Нина больше не походила на покойницу. Словно в подтверждение этому, она открыла глаза. Зеленые ведьмовские глаза. Сначала в них не было никаких болотных огней, а потом они стали загораться один за другим. Это хорошо. Это правильно.
– Ты как? – спросил Чернов шепотом и натянул шаль ей до самого подбородка.
– Темка! – Оказывается, даже кричать можно шепотом. Вот так она и кричала, одновременно испуганно и осторожно, боясь разбудить сына.
– Спит, с ним все в порядке. – Про исчезающие следы Чернов решил не рассказывать. Хватит на сегодня чертовщины и стрессов. – Так как ты?
Наверное, она ему не поверила или решила удостовериться лично, потому что сползла с тахты и, пошатываясь, волоча за собой шаль, как мантию, побрела в спальню. Чернов пошел следом, в любой момент готовый подхватить ее в случае падения. Но она не упала, она замерла, вцепившись обеими руками в дверной косяк, глядя то на спящего сына, то на лежащую на подушке Клюкву.
– Она была под кроватью, – сказала едва слышным шепотом. – Когда я проснулась посреди ночи, кукла лежала под кроватью.
Значит, Нина тоже заглядывала под кровать и наверняка в тайник. А еще в шкаф и бог весть куда еще, чтобы убедиться, что в ее доме нет чужаков. И вот с такими мыслями и такими страхами ей теперь жить все то время, пока она решит оставаться у Темной воды. Возможно, всю оставшуюся жизнь жить. Ему было знакомо это чувство, что-то подобное он испытывал давным-давно. Это было что-то темное, потаенное, глубоко погребенное под ворохом взрослых воспоминание. Оно почти забылось, но все равно маячило где-то на самой периферии сознания. Чернову даже подумалось, что стоит ему остаться у Черной воды вместе с Ниной и Темычем, и это потаенное может выйти на свет божий. Вот только хочет ли он? Готов ли он к тому, что может вспомнить?
…Принимая решение построить на берегу озера летний дом, Чернов был полон насмешливой решимости. Его не пугали истории про русалок, его пугали совсем другие истории. Вернее сказать, не пугали, а… занимали, вызывали острый интерес и не менее острое желание разобраться. А теперь вот получалось, что русалки – это вовсе не страшные сказки. Получалось, что русалки существуют как вид. Может быть, в этом мире, а может, в параллельном. Но здесь, у Темной воды, грань между мирами так тонка, что иногда стирается вовсе. Стирается сама и стирает мокрые звериные следы на полу Нининой спальни. Версия эта была одновременно сумасшедшей и… практичной. Она объясняла если не все, то многое. А с остальным, с необъяснимым, он разберется. Ему лишь нужно немного времени.
