– Спасибо. – Сычев вернул ей мобильный. Лицо его сделалось бледным, словно бы он только что увидел призрака. Впрочем, возможно, так оно и случилось. Больше двадцати лет он считал, что Нинина мама мертва. И сама Нина тоже. – Мне пора. – Он отступил от стола, его правая рука снова потянулась к животу. – Я и без того злоупотребил вашим гостеприимством, пора и честь знать. Кстати… – он глянул на Нину каким-то странным, затуманенным взглядом, словно теперь уже она сама стала призраком, – в этой шали вы очень на нее похожи, просто невероятно.
Уходил он поспешно, будто боялся, что Нина попытается его задержать или задаст какой-нибудь неловкий вопрос, на который ему окажется сложно найти ответ. Странное место… Странные люди…
Нина постояла несколько мгновений в задумчивости, а потом краем глаза увидела какое-то движение. Вернее даже, тень движения. Потому что тот человек, который все это время прятался за углом ее дома, уже растворился в лесной чаще. Если это был человек… Шипичиха сказала, что днем им нечего бояться, но Нина все равно боялась. Не за себя, а за Темку, поэтому спешно увела сына с террасы и так же спешно заперла дверь на засов. До вечера оставалось совсем ничего, можно посидеть и под замком.
* * *
Телефон зазвонил вечером, Нина как раз купала Темку перед сном в ванне со львиными лапами. Наверное, поэтому она пропустила первый звонок. Но второй она услышала, как только вышла из ванной…
Сюда, в дом у Темной воды, ей никто не звонил, потому что никто не знал номера этого ее телефона. Она надеялась, что никто не знал. Выходит, зря надеялась. Когда Нина тянулась за мобильным, рука ее дрожала точно так же, как рука Сычева, когда тот разглядывал фото ее мамы. Номер, высветившийся на экране, оказался ей незнаком, но это ровным счетом ничего не значило. Позвонить мог кто угодно. Рекламные службы часто звонят на мобильные. И те, кто проводит соцопросы по телефону, тоже звонят. А еще кто-то мог просто ошибиться номером. Как бы то ни было, она не ждет звонка, а это значит, отвечать не обязательно.
Мобильный звонил долго и настойчиво, и все это время Нина, кажется, не сделала ни единого вдоха. А когда звонок оборвался, стало еще тяжелее. Потому что ничто не может сравниться со страхом ожидания. Ожидание это может свести с ума. Уже сводит…
Тишина длилась недолго, черный экран мобильного снова вспыхнул и завибрировал, сообщая о приходе эсэмэски. Нина тихо вскрикнула и едва не выронила телефон. Ее решимости не хватило на то, чтобы ответить на звонок, но едва-едва хватило на то, чтобы прочесть сообщение.
«Я иду за тобой, сука».
Все-таки она выронила телефон. Замешательство было похоже на анабиоз, но длилось совсем недолго. Нина упала на колени, подхватила мобильный, с тихим воем, ломая ногти, попыталась вскрыть его корпус. Получилось не с первой и даже не со второй попытки, потому что управлял ею сейчас не разум, а паника. Именно паника заставляла ее выть по-звериному, в кровь обкусывать губы и ломать ногти о неподатливый пластик. В чувства ее привел голос Темки. Сын уже ждал ее в спальне и требовал сказку.
– Я сейчас приду, сына! – Нина очень старалась, чтобы голос ее звучал обычно. Кажется, у нее даже получилось.
Вскрыть мобильный тоже получилось. Она не знала, как нужно действовать, не понимала, можно ли отследить ее по телефону, поэтому на всякий случай уничтожила все: и мобильный, и сим-карту, а потом дрожащими руками собрала с пола осколки и отнесла в мусорное ведро на кухне. Здесь же, на кухне, Нина опустилась на табурет, сжала виски руками, попыталась дышать полной грудью, попыталась успокоиться.
Он написал, что идет за ней. Значит ли это, что он ее уже нашел? Или все еще ищет, но в ярости и нетерпении не может удержаться от того, чтобы не подать ей весточку, не прислать эту черную метку? Это было в его характере. Вполне. Нетерпение и ярость, от которой белеют глаза, которая крушит все на своем пути, ломает мебель и… ребра.
Нина вытерла выступивший на лбу пот, посмотрела на шкафчик для посуды. Когда она уложит Темку, ей найдется чем заняться. А пока она должна подумать.
У нее удивительным образом получалось читать сказку сыну и размышлять над сложившейся ситуацией. Нет, «размышлять» – это слишком нормальное, слишком обыденное слово, она не размышляла, она лихорадочно искала выход. Он мог узнать про этот мобильный. Возможно, вышел на кого-то из ее заказчиков, возможно, выяснил каким-то другим образом. Но про этот дом не знает никто! Про этот дом знали только они с мамой. Мамы больше нет, а Нина не рассказывала никому. Ей некому рассказывать. Можно ли отследить ее местоположение по телефону? Нина не знала. Наверняка она знала только одно: он никогда не оступится, а ей нельзя уходить далеко от Темной воды. И даже если она попробует торговаться, если отдаст ему то, что ему нужно. Теперь она знает, что ему нужно, выучила наизусть каждую чертову цифру. Ему окажется этого мало. После того, что он сделал, после того, что сделала она, он никогда и ни за что не успокоится. В тот раз он не пожалел ее, но пощадил Темку, не дал ему увидеть все это… то, что он сделал с его матерью за плотно закрытой дверью. И она была ему за это почти благодарна. Она глотала боль и крик, она в кровь искусала губы, только бы Темка не услышал, только бы весь этот ужас его не коснулся…
Темка уснул на середине сказки. На краю его подушки лежала деревянная лошадка из коробки с игрушками. А на краю Нининой подушки лежала Клюква и бессмысленно таращила в потолок свои пуговичные глаза. Нина осторожно сползла с кровати, на цыпочках вышла в кухню, достала из-за шкафчика ружье и коробку с патронами. Если – нет, теперь уже, – когда он придет за ними с Темкой, она будет готова. Готова ко всему…
Она не оказалась готова к тому, что в окно постучатся. Но ружье к плечу вскинула. Это было совершенно инстинктивное движение, почти такое же инстинктивное, как то, которым прошлой ночью она схватила навку за волосы.
С той стороны стоял незнакомец. Вернее, это сначала Нине показалось, что незнакомец, а потом она услышала приглушенный стеклом, но все равно злой голос Чернова:
– Нина, опусти ружье и впусти меня!
Впусти меня! Почти вампирская просьба. Вот только у Темной воды не водятся вампиры. Русалки и утопленницы водятся, Сущь водится, а вампиров нет…
– Я стучал в дверь. Ты не слышала?
Она не слышала. Она была слишком погружена в свое прошлое, поэтому выпустила из-под контроля настоящее. А он изменился. Без бороды и усов он стал гораздо моложе, словно другой человек. Другой, но со взглядом Чернова.
На негнущихся ногах Нина прошла к двери, положила руку на засов. Нацарапанные на нем символы не светились в темноте. Наверное, это означало, что снаружи спокойно, что магическая сигнализация работает исправно.
– Открывай, – велел Чернов с той стороны.
Нина сделала глубокий вдох и распахнула дверь. Он не вошел, а ворвался и каким-то совершенно мимолетным движением отобрал у нее ружье. Нина не сопротивлялась, лишь подумала, что впредь нужно быть готовой и вот к такому… к тому, что тот, кто сильнее, может силой своей воспользоваться. Однажды уже воспользовался. Больше она не позволит.
