Если это вообще мама. Слишком громкие, слишком тяжелые шаги. Мама по дому летает легко, как бабочка, звонко цокает каблучками по полу. Под мамиными шагами не стонут и не прогибаются половицы. Мама не рычит вот так… яростно, по-звериному, не хлопает дверями.
Это снова прятки. Только уже другие – страшные прятки. И на Нинины плечи ложатся тяжелые, пахнущие псиной и кровью лапы. Пока только на плечи, но она знает, стоит только попытаться закричать, когтистая лапа зажмет ей рот.
– Молчи… не смотри…
Но она все равно смотрит. И даже кое-что видит.
Высокие сапоги, которые бабушка называет болотными. Они грязные. Такие грязные, что оставляют на полу мокрые бурые следы. Нина знает, почему следы бурые. Она теперь многое знает. Она теперь почти взрослая.
Сапоги приближаются к кровати, медленно, осторожно, словно нехотя. Хозяин сапог падает на колени, заглядывает под кровать. Если бы Нина спряталась там, он бы ее непременно нашел, но у нее совсем другое убежище. У нее тайник, о существовании которого не знает даже мама.
А сапоги обходят комнату по периметру, останавливаются в центре. Нине хочется закричать, но лицо зажимает лапа. Не сильно, не выпуская когти, но так, что не получается сделать вдох.
– Молчи… – слышит она перед тем, как снова провалиться в темноту.
Нет, не только это. Еще она слышит стук. Громкий стук, словно в окно бьется ветка. Или птица. Или нежить…
Как она уснула?! Ведь зарекалась, пила кофе литрами, чтобы не уснуть, чтобы ничего не пропустить и никого не впустить, а вот… уснула. Кажется, только прилегла на кровати рядом с Темкой, чтобы почитать ему сказку, кажется, только перевернула страницу, и вот уже нет никакой доброй сказки, остались одни лишь ужасы, о которых детям рассказывать никак нельзя.
– Тема? – Еще не открыв глаза, она пошарила рядом с собой. В пустоте… – Темка!!!
Он стоял перед окном, прижавшись обеими ладошками к стеклу. Как тогда, в салоне машины Чернова. От сердца отлегло: он хотя бы дома.
Нина осторожно спустила ноги на пол. По босым ступням тут же потянуло холодом. Наручные часы показывали полночь.
– Темочка, иди сюда, – позвала Нина уже шепотом, боясь напугать сына. Наверное, она его уже и так испугала своим воплем. – Тема?..
Ее маленький сын стоял не шелохнувшись. Кажется, он ее даже не слышал. Что-то там, за окном, привлекало его внимание куда сильнее. Ноги словно налились свинцом. Или водой, темной озерной водой. Нине даже казалось, что вода булькает и плещется в них при каждом шаге, а позади остаются мокрые следы. Почти такие же, как в том страшном сне. Только не от охотничьих сапог, а от босых ступней. Она не стала оборачиваться, не позволила себе ни на мгновение отвлечься от сына. Она здесь для того, чтобы его защитить. Любой ценой. От кого угодно.
Та, от кого требовалось защищать Тему, стояла по ту сторону окна, прижимала к стеклу узкие ладони с длинными музыкальными пальцами, прижималась щекой и ухом, словно пыталась услышать, что происходит в доме. Взгляд ее темных глаз был отрешенный, словно это она, а не Нина только что пробудилась после глубокого сна. Вот только это был не сон…
Девушка-гитаристка, та самая, которую убил зверь, та самая, тело которой так и не нашли. Тело не нашли, потому что она… ушла. Или, вернее сказать, уплыла? Ее одежда была насквозь мокрой, а с длинных волос на пол террасы стекали струйки озерной воды.
– Она просит ее впустить. – От тихого Темкиного шепота Нина едва не завизжала. Или не от голоса, а от неожиданности. Хотя что может быть более неожиданным, чем полуночный визит утопленницы?
– Не надо. – Нина положила ладони на Темкины плечи, сжала, не сильно, но крепко, готовая в любой момент оттянуть его от окна. Если эта… если это существо попробует войти. – Не надо ее впускать, сынок.
– Ей холодно и страшно, мама. Там же совсем темно.
Нине тоже было холодно и страшно. Темная вода словно вышла из берегов и затопила все вокруг мутным ужасом, который сейчас медленно просачивался в их дом. В их надежно запечатанный Шипичихой дом. Или не так уж и надежно?
– Она потеряла свою гитару и теперь не может играть.
Она потеряла гитару и не может играть, зато она может петь. Песня, слов которой не разобрать, которая звучит словно бы прямо у тебя в голове и которая не исчезнет, даже если заткнуть уши.
– Впусти меня. – Теперь утопленница смотрела не на Тему, теперь она смотрела прямо Нине в глаза. – Пусти меня погреться.
– Тема, иди в постель. – Нина очень старалась, чтобы голос ее звучал буднично. Тема не знает, кто там за окном. Не понимает, что это за существо. Нина тоже до конца не понимает, но в памяти уже всплывает рассказ Якова про русалок.
– Такой хороший мальчик. Такой добрый мальчик… – Существо высунуло длинный, противоестественно длинный язык и лизнуло стекло. Нину замутило, она почти силой оттащила упирающегося Темку обратно к кровати. – Сиди здесь, – велела строго. А как еще она могла поступить, чтобы его не напугать?
– Но тетя…
– С тетей я разберусь!
Нина не знала, как будет разбираться с этой «тетей» и что предпримет, если та попытается проникнуть в дом, но решимость ее росла с каждой секундой. Решимость росла, а страх, наоборот, таял. И знания, неведомые, потаенные знания, просачивались в нее с темной озерной водой.
Нина вернулась к окну, коснулась ледяного стекла кончиками пальцев. Заглянула в черные глаза утопленницы, сказала шепотом:
– Я не могу впустить тебя в дом.
Ответом ей стал то ли стон, то ли вздох, и по бледной щеке покатилась слеза. Или озерная вода…
– Но я могу показать тебе путь. Хочешь?
Черная лодка у берега и мощенная серебром лунная дорожка, мостик из мира живых в мир мертвых. Нина знала этот путь, словно тысячи лет ходила по нему сама и проводила других, тех, кто еще не успел замарать свою душу убийством. Тех, кого еще можно было спасти. Таких, как эта девушка.
Она справится. Для этого ей придется на время оставить Тему одного в доме, но он справится тоже. Откуда-то Нина точно знала, что ее маленький сын куда сильнее и куда мудрее, чем кажется.
– Темка, мне нужно ненадолго выйти. – Нина отошла от окна, присела на корточки перед сыном. – Тетя заблудилась. Я покажу ей дорогу и вернусь. Ты посидишь тут один?
В доме безопасно. Куда безопаснее, чем снаружи. Шипичиха не обманула, Шипичиха тоже многое знает.
– Посижу. – В глазах ее сына не было страха – только свойственное всем детям любопытство. Вот и хорошо.
– Я выйду, а ты закрой за мной дверь. Только надежно закрой, на засов.
Засов, разрисованный непонятными символами, кажется, светится в темноте, а на прикосновения отзывается легкой вибрацией.
– У тебя получится его задвинуть?
