Дом, где мы поселились, находился в поселке, совсем недалеко от Разлома. Чудесное весеннее утро на этот раз началось у нас как-то очень рано. Писатель проснулся с петухами и вызвался приготовить всем яичницу на костре. Идея была неплоха, так как других идей просто не было. Я сидел на веранде и наблюдал, как мастер пера бодро орудует посудой, выдыхая пар в холодный воздух. Это выглядело обнадеживающе.
Борис Андреевич вышел к завтраку последним. Яичница и кофе уже были на столе. Солнце было еще совсем низко, но небо просветлело, и запели птицы. Никто не хотел говорить. Мы сидели и впитывали силу нового дня. Писатель закурил.
– Клавдий, мне показалось, что вчера в ресторане был Васильев. Ты его не заметил? – спросил шеф.
– Да, точно.
– Причем трезвый. Я его таким первый раз видел, мне кажется.
С этими словами шеф вынул свой телефон и положил перед собой.
– Рыба вчера была невкусная, – сказал Писатель, – сухая. А что еще ждать от глубинки?
Борис Андреевич посмотрел на Писателя с неодобрением. Я, чтобы что-то сказать, сообщил шефу, что рано утром приходил водитель Витя и передал записку. В записке говорилось, что следует ждать звонка в полдень по местному времени. Кто будет звонить, не говорилось.
– Началось, – сказал шеф, – без контроля нас не оставят, – и перевернул телефон экраном вниз.
Я думал, смотрел ли он сегодня новостную ленту или нет. Судя по всему, еще нет. И, видимо, боялся не только посмотреть, но и спросить у меня. Я тоже боялся и тоже еще не видел. Писатель вообще выглядел так, как будто мы приехали к нему на дачу и он нас угощает. Время шло.
До полудня мы решили еще раз поспать и снова собрались в доме уже после сна. Наконец, Борису Андреевичу позвонили с неизвестного номера. Он попросил нас записывать важные детали и включил громкую связь.
– Здравствуйте, Борис Андреевич, – сказал хриплый женский голос. – У вас красивый халатик.
Писатель в углу тихо прыснул, едва сдерживая смех. Борис Андреевич строго погрозил ему пальцем.
– Это не халатик, впрочем, неважно. Доброго дня, с кем имею…
– Борис Андреевич, меня зовут Елена Романовна. Думаю, мое имя вам известно.
Зам главы администрации, подумал я. Вот кого они выбрали курировать процесс. Не знал, что у нее такой хриплый голос.
– Да, конечно. Рад знакомству.
– А я пока не знаю, рада ли. Это еще предстоит понять. Но вы уже нас очень порадовали. – В голосе была ирония.
– Правда? И чем же? – Шеф не уступал в игре интонаций голоса.
– Не скромничайте. Так мастерски забили интернет этой апокалиптической чушью. Все только и говорят про чудесное исцеление, новые заповеди. Только не подумайте, что я на это куплюсь. Это фокусы, а не настоящая работа. Вы, похоже, совсем не понимаете масштабов проблемы, Борис Андреевич.
– Отчего же…
– Я знаю таких, как вы. Если в ближайшее время мы не увидим реальный результат, то, несмотря на все ваши регалии и рекомендации…
Она замолчала. Но ее голос продолжал резать мой слух. Признаюсь, я бы не нашелся, что ответить на такое. Но шеф не зря был шефом, он всегда знал, что сказать.
– Елена Романовна, боюсь, это вы недооцениваете ситуацию. Все гораздо хуже, чем думают в столице. Речь идет не о каком-то локальном явлении. Это уже национальный вопрос. Поэтому я вынужден…
Он сделал небольшую паузу. Пока он молчал, мое сердце не билось. А Писатель даже закрыл глаза.
– …поднять свой гонорар. И расходы еще возрастут.
– Что?
– Да, вы не ослышались. И если Президент не готов к самому страшному, то лучше согласиться. В противном случае, я сегодня же возвращаюсь назад. Приезжайте сюда сами.
– Я уже была у Разлома.
– Тем более.
– Хорошо, – сказал хриплый голос, помедлив. – В случае успеха, вы все получите. А пока возвращайтесь к работе. Это все.
– Спасибо, Елена Романовна, – сказал он сладко.
Она повесила трубку. Шеф схватил телефон и начал что-то искать. Я, конечно, знал что. Мы с Писателем сделали то же самое. «Шер нунус нантар. Нангин урубад», – заговорил зловеще экран. Комнату заполнил самый веселый и беззаботный смех, который я когда-либо слышал. Хотя это был последний раз, когда мы смеялись в этот день.
Я очень хорошо помню этот день, потому что именно после него все и изменилось. Бывает так, что какое-то событие делит жизнь человека на до и после. И в моей жизни были такие моменты, но то, что случилось в тот день, это не просто до и после, а что-то гораздо большее. Оглядываясь назад в прошлое, я понимаю, что один день смог изменить меня сильнее, чем все, что когда-либо со мной случалось.
После обеда шеф попросил меня назначить встречи с разными людьми в военной части, контролирующей Разлом. Для начала он хотел видеть командира, роль которого выполнял полковник Кузнецов. Затем двух дезертиров, покинувших пост. Они были под стражей. И напоследок шеф попросил оставить батюшку, командированного в часть для поддержания духа военнослужащих.
Перед встречами Бориса Андреевича я всегда готовил справки на его будущих собеседников. Надо сказать, что ничего любопытного узнать не удалось. Люди, с которыми шеф общался в обычной жизни, часто имели в открытых источниках роскошные биографии с профессиональными фото и отшлифованными текстами. Чтобы составить справку, я брал самое ценное из официального текста и добавлял пару пикантных деталей из источников неофициальных, которые получал от коллег, из нашей базы или с сайтов, содержащих компромат. И все было готово. Орденоносец такой-то всегда оказывался по совместительству или рогоносцем, делящим имущество, или имел сомнительных родственников, проходивших по делу, или, например, любил что-то запрещенное. А с этими военными было совсем скучно.
Личное дело полковника еще представляло собой потенциальный интерес для будущих антропологов, так как Кузнецов в молодости был первоклассным стрелком, а с бойцами было совсем плохо. Судя по записям, они пока еще, по большому счету, только родились там-то и тогда-то, а все остальные записи совпадали с тысячами таких же и ничего не говорили о личностных качествах. Что касается батюшки, то этот персонаж, вероятно, имел очень мало общего с религией, так как официальная церковь имела на его счет только одну пометку о присвоении сана. Следовательно, наш отец не столько поддерживал боевой дух военнослужащих, сколько докладывал о нем куда надо.
Прежде чем поведать о дальнейших событиях этого дня, я должен рассказать одну небольшую деталь из своего прошлого. Это важно, чтобы понять чувства, охватившие меня в этот день. Со слов опекуна, родители крестили меня в возрасте десяти лет, и я на собственном опыте познакомился с религиозной традицией уже в сознательные годы. Эта традиция подразумевала довольно много, но поскольку я не верил в Бога, то ограничился только ношением креста. Это, как помню, был чудесный золотой крестик, который мне нравился просто потому, что был хорошо изготовлен, имел приятные скругления и неплохо выполненную фигуру идеализированного Христа. Проще говоря, он мне нравился.
