Когда-то в детстве после очередного фиаско, чтобы отвлечься, я придумал для себя свод правил. Я редко их придерживаюсь, но все же они есть. И теперь, когда уже пора на тот свет, время от времени я вспоминаю эти правила и удивляюсь – невероятно, но в детстве я почему-то был гораздо умнее. Серьезно. Откуда только бралась эта детская проницательность?
Первое правило гласило просто и ясно – «По каждому поводу надо иметь свою теорию». Само по себе весьма спорно, но дальше шло ценное добавление, в котором вся соль. «Твоя теория может (наверняка) никому не пригодиться, но сам ты от этого точно не пострадаешь». И действительно. Мои теории никому не пригодились, но сам я от них только выигрывал. Ну хотя бы потому, что эти теории делали действительность приятнее. У меня всегда и на все был ответ. Даже когда случались катастрофы.
Правила со второго по одиннадцатое касались конкретных вещей, например, как кататься на лыжах или что писать в поздравлениях. Были правила и о музицировании, чтении, плавании, бильярде, о взаимодействии с противоположным полом и тому подобные. Но самый смак, как говорится, был ближе к концу. Двенадцатое правило, например, очень просто и ясно регламентировало мои ценности и гласило: «Если я сильно расстроен, надо подумать о моем высшем предназначении». И шла бесценная приписка – «Оно есть». Таким образом, я всегда умел поддерживать себя в добром расположении. А это дорогого стоит.
Ну, и тринадцатое правило, пожалуй, было и остается наивысшей мудростью, когда-либо рожденной людьми. Оно, конечно, не может принадлежать мне и, скорее всего, является всеобщим и общепризнанным. И все же я не могу приписать его кому-то конкретно. «Иногда лучший поступок – просто ничего не делать» – гласит правило. И приписка, правда, на этот раз совершенно бездарная, но ее нельзя не упомянуть. «Лучше сядь и помолчи». И знаете? За годы я выработал у себя привычку: каждый раз, когда внутри поднимется гнетущее желание суеты, я просто сажусь и умолкаю. Поудобнее усаживаюсь на стул, кресло, диван, скамейку или кушетку и, немного откидываясь назад, чуть вбок, выдыхаю. И обязательно молчу, даже если перед этим меня о чем-то спросили и ждут ответа. Я даже не делаю вид, что не расслышал вопрос. Я просто дышу. О, сколько раз это спасало мою душу от тоски и презрения, а репутацию – от позора!
Пожалуй, мне уже давно пора остановиться. Я почувствовал, что очень устал, и ноги сами подкосились, а услужливый официант пододвинул под меня стул.
– Виски, дружок, – сказал я голосом уставшего старика на привале, – льда не надо.
Как же хорошо! Напиток, наполняющий меня силой мистического полубога-полуживотного, не заставил себя ждать. После нескольких глотков я уже был готов благодарить Преподобного за концерт. Надо сказать, ловко они тут все приукрасили. Со смотровой площадки все вокруг казалось изображением в кино. А сама площадка – залом кинотеатра. Нет. Это был скорее ипподром. Господа, ваши ставки. Чья лошадь придет первой? Какая разница?! Точно не моя, давайте лучше выпьем для веселья.
Боевые дроны, апокалипсис, невинные жертвы и люди-мутанты – все это как-то отошло теперь на второй план. Силы человека не безграничны. Что можно требовать от старика? Тем более что все загадки разгаданы. Судя по тому, что заказчик веселился рядом, работой все довольны. А что я сделал? В чем состояла моя работа? Ну что за глупый и невежественный вопрос? Разве не видно? Все же отлично! Сейчас состоится сделка века, и нашему правительству достанется львиная доля налогов и прочих отчислений. Нужно лишь запудрить мозги Европе, чтобы не вмешивалась. И все. Денежки потекут рекой. Жизнь налаживается.
Я забыл сказать, что у правила номер 13 было одно дополнение. Весьма важное, честно говоря. Оно заключается в том, что, когда садишься и умолкаешь, ты создаешь дисбаланс и асимметрию почти вселенского масштаба – огромную потенциальную яму. И в этот самый момент все космические силы разворачиваются в твою сторону. И как следствие, те, кого ты догонял, сами притягиваются к тебе словно магнитом.
– Борис Андреевич, – вдруг произнес твердый женский голос.
Я внимательно изучил фигуру говорящей особы в костюме от Шанель и блузке с глубоким вырезом. Шею украшало внушительное бриллиантовое колье, которое удивительным образом соответствовало ее облику. Я кивнул, мол, да, это я, и поднял бокал, будто пью за ее здоровье.
– Говорят, у вас сегодня важная миссия? Может, не стоит много пить?
Да. У правила был этот изъян. Люди сами начинали с тобой говорить. Причем сообщать в лоб самую важную информацию. Я проверял много раз, работает безотказно.
– Елена Романовна, – сказал я, – не желаете присесть?
Она села рядом, и я понял, почему ее так сильно любили военные.
– Моя великая миссия, к моему глубочайшему сожалению, уже совсем почти завершена. Знаете, так хотелось еще что-то сделать, но, кажется, вот-вот все будет кончено. И я уже, если честно, запланировал трехдневный отдых – буду просто спать. Это неправда, что старики мало спят. Да. Ко мне это вовсе не относится.
Я не хотел паясничать, но природа взяла свое. Все-таки я всегда был неприятным собеседником.
– Вот как. – Она была немного обескуражена. – Значит, мне неверно доложили.
– А что вам доложили?
– Что последний транш вам переведут сразу после торгов.
– Ну, что ж. Я согласен, – сказал я, отпивая виски. – У вас надежные осведомители.
– Да, только торги проводите вы.
– Ну, конечно. – Я сдавленно улыбнулся.
– И, как мне сказали те же источники, – ее глаза заблестели, – торги должны пройти успешно. Только тогда вам заплатят.
– А если не успешно? – осведомился я.
Она посмотрела на меня с одобрением, насколько ее лицо вообще могло выражать это чувство.
– Ну а если не успешно, то вам не заплатят.
Она приблизилась, вставая, и добавила на ухо:
– Но жизнь вы, скорее всего, сохраните.
Я на себе почувствовал, какую власть она имеет над мужчинами.
– Какая неприятность, – отозвался я ей вслед, в очередной раз убеждаясь, что правила не всегда работают так, как хотелось бы.
Какой же теперь у меня выбор? А ведь полицейский по дружбе меня предупреждал. Все же надо верить старым друзьям, даже если они ведут себя странно. Военная оппозиция, очевидно, была против того, чтобы сделка успешно состоялась. Похоже, они готовы сорвать ее любой ценой. Или не любой?
Удивительно, что всех этих людей в ВИП-зоне совсем не волновал апокалипсис, к которому так усердно теперь готовились паломники, мелькавшие время от времени на экране. Это было очень странно. Возможно, я воспринимал все это иначе, если бы сам не был там совсем недавно. Если бы там не находился Клавдий.
Люди на экране теперь неподвижно стояли на берегу Разлома, который был полностью заполнен водой. Оператор иногда приближал изображение, и можно было отдаленно разглядеть лица. Совсем не такие, как я видел здесь. Это были глаза, полные надежды и смиренного ожидания. Они смотрели на воду так же, как смотрят на горящий дом, который уже невозможно потушить. Не отворачиваясь. Что они собираются там увидеть? Чего они ждут вообще?
