Армен сказал, что я должен поговорить с Петром и Ольгой. Сам же мой куратор и благодетель записывал наш разговор. После приветствий я начал задавать вопросы о Ермиле:
– Сколько вам было лет, когда вы впервые услышали эту историю?
– Мы были детьми, может быть, восьми лет, – начала Ольга. – Но это достаточный возраст, чтобы понимать многие вещи. Конечно, далеко не все мы могли тогда осознать и не обо всем спросить. В мировую погиб наш отец, а мать умерла в неполные тридцать пять лет. Дальше судьба складывалась по-разному, однако мы старались не терять друг друга.
– А как же другие родственники? У вас их должно быть много.
– Мы уехали в город, – сказал Петр. – И надолго потеряли связь и с этим местом, и с Ермилом, и с остальными.
– Получается, все, что вы знаете о его жизни и смерти, вы знаете от бабушки Софьи. И из метрик. То есть очень мало.
– Так и есть. Но знаете, – сказал Ольга, – лучше всего на свете вы помните бабушкины сказки, какие-то отдельные фразы. Я до сих пор помню ее голос, хотя сама уже старуха.
– Да, – согласился я. – Давайте попробуем вспомнить, что она говорила о святом Ермиле.
– Для нее он не был святым. То есть был, но не так, как для всех этих людей, – сказал Петр. – Она говорила, что он был очень уважаемым в деревне человеком. Вернулся живым с какой-то войны, что по тем временам было почти чудом.
Петр грустно улыбнулся и взял Ольгу за руку.
– Да, – поддержала Ольга. – Это и сейчас, наверное, чудо. А дальше было вот что. Деда причислили к шахте, чтобы вести разведку.
– Разведку?
– Так она говорила. И за это платили. Но это продлилось совсем недолго.
– И что случилось?
– Деду было видение, – сказала Ольга, оглянувшись на седовласого брата. – Ну, так говорила бабушка. Хотя теперь-то в это можно, наверное, поверить?
– Думаю, да, – ответил я.
– А мы не верили, – сказал Петр. – Никогда всерьез это не принимали.
– Теперь можете поверить, – улыбнулся я. – И что же было? Какое видение?
Ольга вздохнула.
– Ермил Федотыч видел в поле оленя со светящимися рогами.
Я вздрогнул, слова Ольги задели меня.
– Представляешь, Петр, – обратилась она к брату, – наш дед и правда мог его видеть. Этого оленя.
– Да, – протяжно вздохнул старик. – Да уж.
– И что случилось дальше?
– А дальше, как говорила бабушка, олень убежал в лес, но дед услышал в голове своей голос, который сказал: «Не ходи в шахту».
– Поразительно! – воскликнул я.
Было сложно сдерживать свои эмоции. Я смотрел на брата и сестру, и мне хотелось одновременно смеяться и плакать. Такой радостный момент. Эти воспоминания и их чувства, какими бы они ни были, по своей форме это был чистейший поток искренних чувств.
– Да, – сказала Ольга. – Правда, поразительно. Дочь Ермила, наша тетя Алимпиада, была единственной, кому он это тогда рассказал. Даже не знаю, почему. Она была совсем маленькой.
– И что же?
– А на следующий день, когда Ермил ушел утром в шахту, – продолжил Петр трясущимся голосом, – бабка Софья и тетя Аля были в поле. Когда рассвело, вдруг бабуле стало дурно. И она говорит: «Аля, доченька, мне нехорошо. Что-то плохое произошло».
– Да, – подхватила Ольга. – И тут Алимпиада ей все и рассказала. А днем в дом пришел человек с шахты и сказал, что она обвалилась и все погибли. Но это была неправда.
– Почему?
– Шахту спрятали. Посадили лес вокруг. И генерал-губернатор учредил тут лесничий корпус, на месте которого потом уже возникла военная часть, а шахта располагается в зоне стрелковых учений.
– Но этого вам Софья не могла рассказать, – засомневался я. – Ей вряд ли было это известно.
– Да, ей не было, – сказал Петр. – Она так и думала, что шахта обвалилась. Но после ее смерти я лазил мальчишкой в часть и видел вход в шахту своими глазами. Войти туда я не смог.
– Теперь я смотрю на это совсем иначе, – поддержала Ольга. – Столько мыслей сразу. Не знаю, что и думать.
Я положил руку ей на плечо.
– Не грустите, – сказал я. – Сегодня такой светлый день. И нас всех ждет такая радость. Не стоит грустить о былом.
– Спасибо, – с благодарностью в голосе отозвалась старая женщина.
– Ваш предок принял мученическую смерть. И сейчас он в Раю, ждет, когда вы к нему присоединитесь.
– Да, – сказал с улыбкой Петр. – Спасибо вам, Иоанн. Благослови вас Бог.
Разговор был окончен. От него остались самые теплые воспоминания. Когда мы шли назад, Армен спросил меня, не возникло ли у меня сомнений в чем-то. Я ответил, что уверен, что все это чистейшая правда. Тогда он спросил, не стоит ли нам узнать об этой шахте побольше и, может быть, даже посмотреть на нее своими глазами. Я ответил, что если там захоронен святой мученик, то это, конечно, стоящее дело.
Вечером мы собрались у костра, разговаривали, пели и играли в разные игры. Загадывали загадки под треск поленьев, запоминали имена друг друга, время от времени соревновались в искусстве богословия. А собралось у костра братьев, исповедовавших самые разные верования, человек сто. Тут же был и остроумный епископ Саймон. Сначала Саймон веселил нас разными шутками, а когда кто-то упомянул Христа, он загадал всем загадку:
– Угадайте имя Бога, которого я загадал. Этот Бог родился 25 декабря.
– Христос, – сказал кто-то. – Что это за загадка такая? Давай сложнее.
– Ну, я не закончил, – сказал Саймон, улыбаясь и поправляя кипу. – А вы уже отвечаете. Дослушайте до конца и тогда отвечайте.
Все согласились, предчувствуя, что будет весело.
– Этого бога называют Спасителем, так как он должен даровать вечную жизнь. То есть спасать от полного забвения и давать надежду на жизнь после смерти. – Саймон хитро прищурился и посмотрел вокруг, но все молчали, боясь снова ответить не вовремя.
– Он родился в скале или в пещере, и когда он родился, пришли волхвы ему поклониться, – продолжал епископ.
– Христос! – опять не выдержал кто-то.
– Куда вы торопитесь? – ласково и лукаво отвечал Саймон. – Неужели этого вам достаточно, чтобы дать ответ?
– Ну, конечно! – закричал еще один. – Тут же все уже понятно. Разве нет? Спаситель, который родился 25 декабря. Пастухи, пришедшие, когда он родился. Это точно Христос.
– А вы не торопитесь, – сказал Саймон. – Может, вы ошибаетесь. Вот послушайте дальше. Его знак – это крест в круге. И его нимб содержит лучи, которые расходятся в разные стороны. У него продолговатое лицо и длинные темные волосы.
– Ну, Христос же! – снова кто-то не выдержал.
