Главной животрепещущей темой оживленной дискуссии был вот какой вопрос. В самом ли деле некая Леночка Штерцер работает в «Леди Камилле» или же на нее наговаривают? К консенсусу девчонки так и не пришли и понемногу угомонились.
Как частенько на подобных вечеринках бывает, всем стало чуточку лениво. Они попивали пиво без особых разговоров.
Алексей все это время держался как бы чуточку в сторонке. Это был чисто их праздник, в который ему не следовало чересчур уж встревать. Леночку Штерцер он все равно не знал и судить о ее моральном облике не мог. А может – вот смех – и знал под другим именем. При исполнении служебных обязанностей эти, с позволения сказать, девочки частенько себе берут красивые псевдонимы – одни Марианны, Анжелики, Изабеллы и прочие Агаты. Один раз даже Жозефина им попадалась, вполне возможно, с истфака.
Правильное пиво он им и на сей раз обеспечил, доставил те самые баклаги с крепким баварским темным. Только вместо муксуна раздобыл копченого тайменя, которого порезал на красивые ломтики, и полную миску вяленых щупалец кальмара, усыпанных кунжутом. Алексей не без радости констатировал, что девчонки стали проникаться идеей правильного потребления пива.
Еще он, разумеется, выполнял роль менестреля. Вот и сейчас, чуть отодвинувшись от стола, Алексей терзал гитару душещипательным шансоном. Он умышленно подпустил к нему изрядную долю дурного цыганского надрыва, что эти три грации, чуть захмелевшие, принимали как нельзя лучше.
Она была первою, первою, первою
Кралей в архангельских кабаках.
Она была стервою, стервою, стервою
С лаком сиреневым на коготках.
Что она думала, дура, дура?
Кто был действительно ею любим?
Туфли из Гавра, бюстгальтер из Дувра
И комбинация из Филиппин.
Временами он украдкой поглядывал на Олю. У него не было никаких сомнений в том, что с ней сегодня было что-то не так. Она сидела какая-то грустноватая, чуть ли не печальная, веселиться себя заставляла через силу. Видимо, утомилась сильнее подруг.
«Пожалуй, как ни хочется, не стоит сегодня приставать к ней с лирикой, пусть ляжет пораньше и как следует выспится. Ведь завтра поутру она пойдет на занятия», – подумал Алексей.
Пока она павою, павою, павою
С рыжим норвежцем шла в ресторан,
Муж ее падал, падал, падал
На вертолете своем в океан.
Что ж ты застыла? Танцуй, дура!
Может, в кошмаре к тебе приплывет
Блещущий айсберг, потрепанный бурей,
Ну а внутри его – тот вертолет.
Оля оставалась откровенно грустной. Даже подруги это заметили.
Майка под каким-то предлогом выманила Алексея в гостиную и спросила напрямую:
– Вы с Олькой не поцапались? Что-то она смурная сегодня.
– Да ничего подобного, – ответил он. – Сколько знакомы, ни разу не цапались. Переутомилась просто.
– Да уж, напахались мы, – согласилась Майка.
Когда они усадили Майку с Таней в такси и вернулись в квартиру, Алексей первым делом взялся за уборку кухни. Особого беспорядка и бардака там не наблюдалось, не мужская компания гулеванила, но все равно следовало навести полный марафет.
Это дело у него заняло минут двадцать. Лишь закончив с ним, он спохватился, подумал, что Оля за все это время так ни разу в кухне и не появилась, хотя обычно рвалась помогать.
Выйдя в гостиную, Алексей чуть встревожился. Оля сидела на краешке дивана, уронив руки между колен, с каким-то отрешенным, крайне понурым лицом. Услышав его шаги, она и головы не повернула. Нет, что-то было явно не так.
– Что с тобой, Оленька? – спросил он обеспокоенно, присаживаясь рядом. – Болит что-нибудь?
– Нет, ничего, – отозвалась она тусклым голосом, не поворачиваясь к нему. – Так, меланхолия накатила. С тобой же такое бывает. Вот и у меня сейчас…
– С чего бы вдруг? – спросил он преувеличенно бодро. – Ты отличную работу провернула, посидели хорошо. Может, тебе кружку пивка принести? Очень пользительно при меланхолии.
– Нет, спасибо, – сказала она с откровенной печалью, глядя перед собой: – Завтра мне вещи собирать, домой ехать.
Вот тут-то до него, толстокожего, и дошло.
Алексей приобнял ее за плечи – такое ощущение, будто манекен обнимал, – и спросил напрямую, глядя на нее очень внимательно:
– Прижилась?
Он почувствовал, как она слегка встрепенулась.
Девушка отозвалась тем же тусклым, бесцветным голосом:
– Если и прижилась, так что? Что это меняет?
Теперь он не сомневался и не колебался, спросил решительно:
– А разве тебя кто-нибудь отсюда гонит? Уж во всяком случае, не я, а других хозяев тут нет.
Оля наконец-то вскинула на него глаза. В ее взгляде смешались растерянность, недоверие, надежда.
– То есть?.. – тихо спросила она.
Он решился, обнял ее покрепче и сказал:
– Банально, конечно, но… Оленька, давай жить вместе.
– Это как?
– Как многие, – ответил он, приблизив губы к ее щеке. – Казенные какие-то слова на ум лезут, да других что-то не подворачивается. Я тебе предлагаю гражданский брак, по всем правилам, со всей серьезностью. Ну, единственное, без штампика, но это дело наживное. Оля, по-моему, у нас получится. Притерлись мы как-то уже друг к другу, согласись. Не подумай, я не по пьянке. Я эту мысль чуть ли не неделю баюкал и развивал. Если хочешь, утром повторю то же самое на трезвую голову. Никуда я тебя не отпущу, ни завтра, ни вообще. Не буду врать, что успел тебя полюбить без памяти, но ты мне очень нужна. Или ты не хочешь?
Оля встрепенулась, закинула ему руки на шею, прижалась щекой к плечу и сказала с едва слышным всхлипом:
– Хочу. Сто раз хочу. Я так хотела именно это услышать. Правда, ты серьезно? Все по-настоящему, кроме штампика этого дурацкого?
– Серьезней некуда, – сказал он. – Согласна?
– Сто раз согласна. Наверное, с тех пор, как ты меня в подъезде первый раз целовал. – Она на миг затихла и прошептала настойчиво: – А ты мне изменять не будешь? У тебя столько лет вольной жизни за спиной!..
«Прощайте, сауны, – подумал он без малейшего сожаления. – Прощайте, Жанетта, Жоржетта, Лизетта, Мюзетта и кто еще там».
– Дурочка, – сказал он ласково. – Не буду. Честно тебе признаюсь, не в силу какого-то там облико морале, а просто потому, что не умею. Серьезно говорю. Как-то так жизнь сложилась, что никогда не заводил двух девушек одновременно. Так что просто не умею и учиться этому не хочу. Ты что?
Оля разомкнула объятия, отстранилась от него, отвернулась. На глаза у нее навернулись совсем крохотные, едва заметные слезинки. Но понурой она уже никак не выглядела. На губах девушки играла легкая улыбка.
