Наконец Анна разлепила глаза и, заметив Нину, испуганно спросила:
— Ах, что-то случилось? Сережа? Алексей Александрович?
Нина успокоила ее:
— Извините, что испугала вас, Анна Аркадьевна. И с Сережей, и с Алексеем Александровичем все в полном порядке.
О, знала бы она всю правду об Алексее Александровиче, так бы за мужа не переживала.
— Просто позволила себе любоваться на вас, спящую.
Потянувшись, Анна по-кошачьи зевнула и, явно польщенная, произнесла:
— Ах, Нина, что бы я без тебя делала?
Гоняла в хвост и в гриву другую горничную, например, Аннушку.
Жаль только, что она умерла — вернее, убита.
— Завтрак подавать в постель изволите? — спросила Нина, помня, что Анна с недавних пор взяла в моду не выходить к столу, а завтракать в будуаре.
— Повремени, — ответила Анна. — Ты ведь хочешь что-то спросить, Нина? Ну, так уж говори!
Старая Анна этого бы не уловила, а вот новая — вполне.
— Анна Аркадьевна, скажите, а кто в высших кругах Петербурга самая осведомленная сплетница?
Анна, звонко рассмеявшись, ответила:
— Я тебя, стало быть, уже не устраиваю? Ну, думаю, это старая баронесса Крюгер. Знает все и обо всех, причем часто такие вещи, что диву даешься! Не исключено, что она знала о моей беременности до того, как мне самой о ней стало известно!
— Ага, баронесса Крюгер… — произнесла Нина.
Фамилия в данном случае не литературная, а кинематографическая.
Анна, вскинув на нее взгляд, спросила:
— Вижу, ты что-то затеяла, Нина. Ладно, все равно не скажешь, я тебя изучила. Обещай только, что и со мной поделишься!
Тем, что «ваш муж, Анна Аркадьевна, вознамерился вас убить»?
Нина кивнула, а Анна продолжила:
— Так что от меня требуется? Пригласить баронессу к нам на чай и сплетни? Она прибежит по первому зову! Нудная старуха, но знает все и обо всех!
Нина мило улыбнулась:
— Если пригласите ее, то буду очень признательна. Думаю, баронесса любит птифуры?
О, баронесса, весившая пудов десять, обожала птифуры, немедленно набросившись на них, еще даже не опустившись в кресло в гостиной дома Карениных.
Как и предсказывала Анна, великосветская сплетница прибежала (хотя в случае баронессы это был явно неверный глагол) тотчас, переслав записочку в ответ на приглашение, что негоже откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
И заявилась на послеполуденный чай. С птифурами в количестве полутора дюжин, заказанными предусмотрительной Ниной в лучшей столичной кондитерской «Квисисана».
Разговор, причем со светской непринужденностью, вела, разумеется, Анна, потому как баронесса, особа весьма чванливая, ни за что не стала бы общаться с прислугой. Однако Анна, подробно поведав о своей беременности, ловко свела все к тем аспектам, коснуться которых ее попросила Нина.
Баронесса, разогретая столь любимым ею «бразильянским» какао, а также не менее чем дюжиной из полутора дюжин птифуров, поведала все, что хотела знать Нина и о чем подозревала, а теперь знала наверняка.
Речь шла о матушке графа Вронского.
Под конец их беседы, перед возвращением из департамента Алексея Александровича, Анна, опять же по просьбе Нины, небрежно спросила:
— А сам граф Вронский, говорят, вернулся в Питер?
— Верно, матушка, на три дня, чтобы потом опять отбыть в Первопрестольную — свадьба с княжной Щербацкой, младшей сестрой вашей свояченицы, намечена сразу после Пасхи…
Выпроводить разомлевшую от какао и птифуров баронессу было не так-то просто, однако Анна, спец в этих вопросах, приложив пальцы к вискам, сказала, что у нее разыгралась головная боль, и засидевшаяся гостья, причитая и ахая и давая абсолютно ненужные советы, наконец-то убралась восвояси.
— Ну что, узнала что-то нужное для твоего расследования? — набросилась на Нину Анна, едва дверь за баронессой закрылась, и девушка произнесла:
— Да, спасибо вам, Анна Аркадьевна, вы провели допрос крайне важного свидетеля по всем законам юриспруденции… И расследование не мое, а теперь наше!
Радостно сияя, Анна произнесла:
— Ах, что-то голова в самом деле разболелась от старухи-баронессы. Прилягу пойду. Скоро и Алексей Александрович должен вернуться…
Воспользовавшись тем, что Анна прилегла, Нина, заранее получив у нее разрешение «прогуляться по делам расследования», вышла на морозный воздух.
День был чудный: снег, искрясь, лежал на улицах толстым слоем, сияло яркое солнце, над столицей империи раскинулось безбрежное лазоревое небо.
До особняка старой графини Вронской было рукой подать, и Нина не отказала себе в удовольствии прогуляться пешком. Пришлось убедить надменного пожилого дворецкого, что у нее имеется крайне важное дело к молодому графу — тот, увидев скромный наряд горничной, ни за что не хотел докладывать «его сиятельству» о гостье.
На ее счастье, сияющий Вронский появился в холле и, заметив ее, воскликнул:
— Ах, это же мой ангел! Но вам повезло, что вы меня застали в доме матушки — я как раз собирался на встречу с…
Он чуть запнулся.
— С товарищем по Конногвардейскому полку…
И, чуть розовея, быстро добавил:
— Фирс, проводи Нину Петровну в Яшмовый салон!
Уж не тот ли это Фирс, который впоследствии окажется в «Вишневом саду» забытым и брошенным всеми в финальной сцене? При мысли о пьесе Чехова Нина подумала и о персонаже другом — докторе Дорне.
Вронский стал болтать о пустяках, засыпая ее ненужными подробностями своей скорой свадьбы с Кити Щербацкой, но, заметив нетерпение Нины, спросил:
— Но вы, верно, пришли по какому-то важному делу, Нина Петровна?
— Да, граф. Вы же сказали, что поможете мне, если понадобится ваша помощь. Так вот, она мне понадобилась. Не объясняя вам ничего, прошу в самое ближайшее время устроить встречу с надежным и, что важнее всего, влиятельным человеком из министерства внутренних дел или министерства юстиции.
Граф, внимательно посмотрев на нее, произнес:
— Хорошо, мой ангел, задавать вопросов о том, зачем это вам, не буду. Вы мне помогли, помогу и я вам. Дайте подумать, к кому бы обратиться. А Третье отделение не подойдет?
Нина пожала плечами, и Вронский пообещал, что не позднее следующего утра она получит от него информацию о том, к кому и когда ей следует обратиться.
Они уже завершили разговор, когда в Яшмовом салоне появилась хозяйка дома, старая графиня, облаченная, как водится, во все черное.
