Одарив плачущую мать Аннушки простенькими сережками с бирюзой и вручив отцу часы-луковицу на оловянной цепочке, Анна передала им триста рублей — Нина отметила, что это было на сто больше, чем получила семья станционного сторожа.
Но все-таки речь шла о горничной самой Анны, хоть старой, хоть новой, а о не о семье незнакомого человека.
Последовало застолье, в котором Анна принимать участия не намеревалась, впрочем, присев в своем элегантном палантине из серебристой лисы на лавку и соизволив выслушать долгий, полный слез и рыданий рассказ матери умершей горничной о последних днях несчастной.
— И сначала в горле першило, вы же помните, барыня, а потом, как вы уехали, вдруг в воспаление перешло, она и слегла и уже не поднималась. Доктор у нас тут был, чужой, вашим мужем, дай ему боженька здоровья, оплаченный, но и он поделать ничего не мог…
Нину так и подмывало спросить, не доктор ли Дорн, однако она сдержалась.
— Потом от графини Лидии Ивановны прислали микстуру, но и она не помогла…
Не микстуру — яд!
— Жар попер, ничего уже делать нельзя было. Хорошо только, что доченька в забытье впала, не мучилась. Пот у нее был такой, что выжимать надо простыню было каждый час. И от жара волосы лезли, да так, что под конец от ее косы ничего не осталось! И преставилась в самый глухой час ночи, ветер так выл, так выл, словно…
Мать вновь залилась слезами, а Анна, смахнув слезы, поднялась и сказала:
— Ах, как мне жаль бедную Аннушку! Я так ее любила…
И, явно расчувствовавшись, добавила еще сто рублей, а потом, подумав, еще пятьдесят.
Все же новая Анны была Нине гораздо симпатичнее Анны старой.
По пути домой, в теплой карете, Анна болтала без умолку, то и дело смахивая слезинки с длинных ресниц, вспоминая смешные случаи, связанные с покойной горничной.
Нина была благодарна, что монолог Анны не иссякал, потому что в голове у нее кружились обрывки фраз, сцен, воспоминаний.
Все это уже где-то было, пусть и не так, но похоже. Да, ведь если она в романе, пусть и не в том самом, который написал Лев Николаевич Толстой, но в параллельной Вселенной, существующей на фундаменте его литературной энергии, то логично предположить, что в этом пусть и реальном, но, как ни крути, литературном мире имеются, как в любом произведении, в особенности постмодернистском, аллюзии, скрытые цитаты и неявные, во всяком случае, на первый взгляд связи с другими произведениями.
Однако она не экзамен по специальности сдавала, а массовые убийства расследовала!
Так ни до чего и не додумавшись, Нина была вынуждена капитулировать, а за ужином, смотря в пустую тарелку, была вынуждена стать свидетельницей того, как Каренин ворковал с женой, сделав ей по поводу прибавления в семействе подарок — сапфировый браслет с бриллиантами.
И пообещав, что после рождения их малышки (они уже вели речь исключительно о дочке Анечке) укомплектует гарнитур сапфировым же колье и тиарой.
Анна радовалась браслету со столь любимыми ею сапфирами, а в особенности обещаниям мужа о колье с тиарой, которые возжелала надеть на осенний прием в Зимнем, куда муж и она были приглашены уже сейчас.
Не подозревая, что после рождения малышки Анну ожидает отнюдь не прием в Зимнем дворце, а могила на кладбище.
Выносить лицемерие Алексея Александровича было выше всяких сил, и Нина, сославшись на головную боль, ушла к себе — благо что Анна, поглощенная новым браслетом, милостиво разрешила ей лечь пораньше спать и не донимала ее своими капризами.
Ворочаясь с боку на бок в постели, Нина никак не могла заснуть, все пытаясь соединить воедино элементы мозаики.
Она ведь не просто здесь прохлаждалась, а выполняла миссию. И пока она ее не завершит, будет прислуживать Анне — пусть новой, пусть (по большей части, но отнюдь не всегда) милой и доброй, но все равно избалованной и с замашками заправской помпадурши.
Да, где-то все это было, все эти элементы, которые, как спрятанные драгоценные камни, сверкали то тут, то там, затем снова погасая.
Да, дело в литературных связях, в переплетении сюжетных ходов и романных линий.
Как там в любимой книге Георгия Георгиевича «Имя розы»? Если ты прочитал тысячу книг, то имеешь представление, что будет в тысяче первой. Так или примерно так…
Да, она была в реальном мире, но все же тесно связанном с романом Толстого. Так, может, здесь имеются и элементы других романов — других авторов?
От многочасовых бесплодных размышлений у Нины в самом деле разболелась голова, и она, злясь на саму себя, что ничего не выходит, дернула себя в сердцах за волосы — в руке осталась тоненькая прядь.
Это подействовало на нее, как ни странно, успокаивающе, и девушка после этого очень быстро заснула.
И в ее сне, как в доме Облонских, все смешалось: прядь ее волос, графиня Самовар со своим лающим смехом, вампирьи уши Каренина, нежно-голубое домашнее платье Анны, картины с морскими баталиями из приемной доктора Дорна, старая графиня Вронская, сидящая в купе, бокал оранжада, бородатое лицо Левина, причитания матери горничной Аннушки…
И вдруг — как часто бывает во сне — все элементы головоломки стали на свои места, и все сделалось совершенно понятно.
Более того, очевидно.
Нина проснулась и поняла, что спала от силы пять минут, не более. Однако чувствовала себя на редкость свежей — и головная боль прошла.
Все еще сжимая в руке вырванные у себя же самой волосы, девушка, откинув одеяло, уселась на кровати и повторила то, что только что открылось ей во сне.
Обычно такие озарения или забываются при пробуждении, или оказываются при логичном анализе сущей ерундой.
Но в этот раз все было иначе.
Видимо, потому что сон она видела в реальном, но в то же время литературном мире. Даже сны здесь были литературные.
Снова бухнувшись в кровать, Нина восстановила в памяти все вехи открытия, которое пришло ей в голову, и, убедившись, что все не просто может быть так или должно быть так, а так и есть, с чистой совестью заснула и проспала до самого утра.
Встав и обнаружив у себя в руках вырванные волосы, Нина выбросила их и, быстро одевшись, прошла сначала в кабинет Алексея Александровича, где, быстро пролистав нужный том замеченной ею ранее «Британской энциклопедии», осталась крайне довольной прочитанным, а затем направилась в будуар к Анне, которая все еще спала.
Сев подле нее, Нина созерцала Анну, в то время как в мозгу у нее развивался план.
План того, как она не только спасет Анну, но и положит конец вакханалии банды доктора Дорна.
