— Мои поздравления, Анна Аркадьевна! — произнесла девушка, и Анна, одарив ее милостивой улыбкой, ответила:
— Ах, ты уже знаешь? Что же, я сама подозревала это, но гнала от себя мысль, потому что…
Она вздохнула.
— Потому что в последнее время, вероятно даже, в последние годы Алексей Александрович… изменился. Он всегда был человеком не особо эмоциональным, однако теперь он полностью замкнулся в себе, попав под влияние этой ужасной графини Лидии. Знаешь, как я зову ее? Самовар! Графиня Самовар — потому что она постоянно пыхтит и фыркает. Ей это ужасно не нравится, и иногда она, когда я позволяю в шутку назвать ее так, смотрит на меня так, как будто убить хочет…
А в самом деле: хочет!
Анна, которой явно надо было выговориться, продолжила, теперь уже со слезами на глазах:
— Я ведь люблю Алексея Александровича, хотя это может показаться странным. Но он, по сути своей, человек хороший. Правда, я его упустила, и теперь он под каблуком у графини Самовар. Она пичкает его какими-то идеями о теософии, загробном мире, спиритизме и вечном благе, хотя хочет только одного: сладко жить за чужой счет!
В чем Анна была права, так права!
— Но говорить с ним об этом бесполезно, поэтому…
Она вздохнула и мечтательно посмотрела в окно, за которым разыгралась пурга.
— Поэтому мне и приходили в последнее время в голову неподобающие мысли…
— Анна Аркадьевна… — начала Нина, но Анна, казалось, не заметила ее реплики:
— Мне не хватало тепла и… ласки. Да, мужской ласки. Я даже подумала тогда, в поезде, что граф Вронский сможет… сможет заменить Алексея Александровича, хотя, и ты должна мне поверить, я не развратная женщина и была всегда ему верна! Всегда!
Нина верила, снова попытавшись унять поток откровений со стороны Анны, но та, как обычно, думая только о своих желаниях, выдала:
— Да и на балу я решила, что… что приберу к рукам юного графа, что с ним можно будет снова почувствовать себя живой и любимой. А потом ты привела меня в будуар, где граф и его, гм… сотоварищ…
Анна принялась хохотать, а затем, столь же резко оборвав смех, как и начав его, сказала:
— Ты просто ангел, Нина, ты это знаешь? Извини, если я бываю резка, но это у нас семейное…
И опять она — ангел! То, что это семейное, Нина особо не верила: Стива Облонский, родной брат Анны, никогда не был резким.
Но зато обманывал жену, свою верную Долли, направо и налево.
— Ах, сама не знаю, почему я говорю это тебе, но ангелам можно все рассказывать. Потому что, как появилась ты, Нина, все… переменилось. Причем в лучшую сторону! Ведь если бы не ты, я бы решилась, вероятно, на адюльтер с Вронским, который бы не доставил в итоге ни мне, ну, и ни ему, с учетом его страсти к гм… сослуживцам, ничего хорошего! Ты уберегла меня от ужасной ошибки. Говорю же, ты — ангел!
Нина не стала сообщать Анне, что уберегла ее и от смерти под колесами поезда.
А вот как быть со смертью от руки доктора Дорна по заказу Алексея Александровича и графини Самовар?
Нет, говорить об этом Анне нельзя — сейчас, во всяком случае.
— Но теперь все наладится. Я же знаю, как Алексей Александрович хочет второго ребенка, причем дочку. Надеюсь, что у нас будет дочка. Назовем ее в честь его матери, которая умерла молодой и которую он боготворит, Анной!
Каренина любовно сложила руки вокруг своего живота, на котором ее беременность еще не просматривалась, и добавила:
— Да, теперь все наладится! Спасибо тебе, Нина! Да, ты — мой ангел. А теперь, милая, принеси мне горячего-прегорячего шоколаду с маринованными грибочками, посыпанными укропчиком!
Анна оставалась Анной: переход от возвышенного к прозаическому был моментален.
Нина, отправившись на кухню выполнять желание беременной хозяйки, заметила, как Каренин с несколько ошарашенным видом провожает в холле доктора Краснова.
— …причем ваша супруга, Алексей Александрович, пребывает в несколько взвинченном, однако, в общем и целом, очень удовлетворительном состоянии. Кстати, сами-то вы кого хотите: второго сына или дочку?
Каренин, насупившись, проигнорировал этот вопрос, сказав:
— Премного вам благодарен, доктор. А… ошибка исключена?
Доктор, хохотнув, застегнул шубу и ответил:
— Уже в пятый раз меня спрашиваете, милый мой! Ну, вы, видимо, из разряда отцов, которые мандражируют перед появлением на свет потомства. Да нет же, я на этом собаку съел: ваша супруга беременна!
И удалился.
Нина со второго этажа увидела, как Каренин, не зная, что за ним наблюдают сверху, дождался, пока лакей исчезнет, и, повернувшись к графине Лидии, бросил по-английски:
— Нам надо немедленно поговорить! В моем кабинете, графиня!
Выждав несколько секунд, показавшихся ей целой вечностью, Нина сбежала с лестницы, последовав за Карениным и графиней и наткнувшись при этом на лакея.
— Скажите Алексею Александровичу, что его хочет видеть Анна Аркадьевна! Да быстрее же вы!
Как Нина и надеялась, Каренин, уведомленный лакеем, отправился сначала к жене, и вслед за ним — как могло быть иначе! — увязалась и графиня Самовар. Нина скривилась, представив себе мерзкую сцену, как любительница потусторонней жизни (и заодно сладкой за чужой счет) будет сюсюкать, восторгаясь благой вестью о беременности Анны.
Которая не подозревала, что графиня Самовар только что обсуждала с ее супругом планы по устранению самой Анны.
Анна же, поймав другого лакея, как можно более буднично произнесла:
— А где кабинет Алексея Александровича? Он просил принести ему…
Она запнулась, не зная, что выдумать, и опасаясь, что лакей сам бросится приносить Каренину то, что тот вовсе не просил приносить, но вымуштрованная столичная прислуга, не задавая лишних вопросов, эскортировала ее к массивной двери и даже с поклоном раскрыла ее.
Нина, зайдя в полутемное помещение с тяжелой мебелью и шкафами, уставленными книгами, в том числе величественными бордовыми томами «Британской энциклопедии» на английском, осмотрелась — и нырнула за плотную штору.
Она должна была услышать, что Каренин намеревался сказать графине Самовар.
Например, что его жена должна умереть немедленно.
Нина все ждала и ждала, но никто не шел — и вдруг ей сделалось страшно: а что, если они по пути из будуара Анны решат беседовать в ином месте, а не в кабинете?
Уже готовая выскочить из своего убежища, Нина вдруг услышала шаги и тихий голос Каренина, говорившего на этот раз на русском:
— Закройте дверь, графиня, тут нас никто не услышит. А то все эти беседы в салонах чреваты. Горничная так ведь и подслушала наши планы…
