Нина вообще рассчитывала на максимум двадцать пять, поэтому спорить не стала. Все же Анна, выходило, была не такой стервой, хотя и матерью Терезой тоже не являлась.
Впрочем, кто такая мать Тереза, Анна по понятным причинам понятия не имела.
Нина, взяв деньги, спрятав их в карман и велев служащему проводить ее к вдове, вскоре предстала перед изможденной, тихо плачущей женщиной, которая сидела в железнодорожном буфете на большом бауле, явно завязанном впопыхах, и окруженная несколькими детьми — крошками, постарше и подростками.
Нина, вручив ей в общей сложности четыреста рублей, произнесла:
— Это вам от добрых господ…
Вдова, залившись горючими слезами, припала к руке Нины, лобызая ее и все твердя:
— Ах, сударыня, вы ангел, сущий ангел…
Ну что же, видимо, она в самом деле ангел — почему бы, собственно, и нет?
Нина пожелала узнать, что случилось, и служащий, встряв в разговор, заявил, что, вероятно, зажженная свеча у гроба покойного, которого должны были погрести на следующее утро, вызвала пожар. Вдова же гневно отмела это предположение:
— Нет, неправда! Это поджог! Они, как моего соколика убили, так теперь и от нас решили избавиться!
Отослав служащего к вошедшему в буфет явно пьяному господину в шубе с бобровым воротником, Нина осторожно спросила:
— Они? Кого вы имеете в виду?
Вдова вновь залилась слезами, а вместо нее ответила девчонка лет шестнадцати, суровая и очень похожая на мать, вероятно, старшая дочка:
— Они — это бывшие дружки батюшки. Ведь он святым далеко не был…
— Не смей говорить так о своем отце! — вспылила мать, но девчонка, не обращая на это ни малейшего внимания, продолжила:
— Он ведь раньше среди хитровских отирался, даже два года на каторге провел. Но потом в религию ударился, постоянно нам дома твердил, что нагрешил, что люди в опасности. И что он не может с собой такой грех носить…
Подавшись вперед, Нина спросила:
— А что, собственно, он имел в виду?
Девочка пожала плечами:
— Этого он не говорил, да и слава Богу. Потому что, не сомневаюсь, его дружки и порешили, потому что боялись, что он их выдаст. Да и наш дом они подожгли, так как хотели и от нас избавиться на тот случай, если он нам что-то выболтал. Но он, сударыня, ничего не выболтал! Это все, что я могу вам сказать! Ровным счетом ничего! А за помощь от добрых господ спасибо — мы будем за них молиться!
Девочка говорила жестким, явно недетским, тоном, и Нина сразу поняла: умолять ее все же поведать то, что ей было известно (а то, что ей было что-то известно, она не сомневалась), не имеет смысла. Потому что девочка, заправлявшая всем в семье, явно приняла решение ничего никому не говорить, дабы уберечь себя, своих братьев и сестер и свою сломленную мать от дальнейших неприятностей.
И Нина не могла не признать, что на ее месте поступила бы точно так же.
Поэтому, не настаивая (да и время уже поджимало — кондуктор громогласно объявил о том, что подали питерский скорый), она распрощалась с семейством сторожа и вышла из буфета.
— Сударыня! — услышала она голосок и, обернувшись, заметила спешившего к ней высокого худого мальчика, одного из детей покойного сторожа, видимо, младшего брата серьезной девочки.
— Вы потеряли! — Он подал ей смятый лист, и Нина увидела, что это одна из страниц «Смерти Ивана Ильича», видимо, выпавшая из кармана, когда она вынимала положенные туда деньги.
— Благодарю тебя! — сказала Нина, жалея, что у нее ничего нет, чтобы отблагодарить услужливого подростка: ни денег, ни сладостей.
Хотя разве можно было бы конфеткой или плиткой шоколада утешить ребенка, потерявшего отца и кров над головой?
Наверное, и хорошо, что ничего не было.
Мальчик же, обернувшись в сторону буфета, быстро произнес:
— Клавка врет, она просто такая суровая, потому что всем в семье заправляет. Да и раньше заправляла: батюшка же пил, а матушка у нас малахольная…
И, снова посмотрев в сторону буфета, добавил:
— Мне надолго отлучаться нельзя, иначе Клавка заподозрит неладное и тотчас явится сюда. Да, я тоже думаю, что батюшку убили, потому как его дружки боялись, что он, заделавшись теперь человеком религиозным, расскажет о том, что ему известно. Он много чего болтал, и он много вещей плохих в своей жизни совершил…
В этом Нина ничуть не сомневалась.
— Но перед самой смертью к нему заходил один такой бывший кореш, рыжебородый, с бородавкой меж глаз…
Нина едва сдержала крик — ну да, так и есть, тот же самый, который… Который, переодевшись в железнодорожную форму, потом и прирезал сторожа!
— О чем они толковали, не ведаю, потому что батюшка с ним на улицу вышел, несмотря на мороз. Но я подслушивал в сенях, и когда они расставались, то кричали друг на друга. Батюшка сказал, что хочет умереть со спокойной совестью и что то, чем доктор занимается, — это неслыханное злодеяние. На что рыжебородый ему со смешком ответил, что если батюшка хочет скоро умереть, то этому можно легко помочь. А потом в сени мать пришла и меня в дом позвала…
— Доктор? — переспросила Нина. — А имени доктора они не упоминали?
Мальчик развел руками:
— Может, и упоминали, только я этого не слышал. Ну, сударыня, мне пора! Иначе Клавка сейчас точно сюда припрется, а она девица суровая, если что, может и побить.
И убежал.
Нина же, пряча страницу «Смерти Ивана Ильича» обратно в карман, двинулась в сторону перрона, на котором, пыхтя и исторгая клубы дыма, стоял скорый питерский.
Имени доктора мальчик не услышал, но она не сомневалась, что знала его. Имя доктора, творившего неслыханные злодеяния.
Доктор Дорн!
Путешествие в поезде из Москвы в Петербург прошло на редкость комфортно и, что самое важное, бесконфликтно. Анна была молчалива, только изредка, словно по инерции, одергивая Нину или делая ей замечание, на что та, впрочем, не обращала внимания.
Анна возжелала, чтобы Нина почитала ей вслух какой-то английский роман, но еще до того, как главный герой достиг английского счастья, баронетства и имения, а также руки и сердца своей любимой, Анна заснула.
Нина, поправив плед, вгляделась в лицо спящей женщины. Миловидная, даже красивая, в чем-то даже приятная. Когда спит — совсем даже не стерва.
Не исключено, что и когда не спит, тоже. Однако почему Анна такая издерганная, напряженная и злобная?
Быть может, ей надо записаться на прием к доктору Дорну?
Хоть и будучи усталой, Нина не отправилась к себе в купе, а просидела всю ночь рядом с Анной, которая ворочалась во сне, вскрикивая и исторгая стоны.
