Анна же, явно радуясь тому, что может подлить масла в огонь, заявила:
— Чтобы она бросилась Стиве на шею? Думаешь, не вижу, как она строила ему глазки? Она и этому молодому графу, как бишь его, ухажеру Кити, на руки в поезде упала!
— Ах, Вронский… Он в самом деле, кажется, ухлестывает за Кити. Не удивлюсь, если на балу будет просить ее руки…
Нина, дальше не дослушав, хотя, надо признаться, было крайне интересно, отправилась с Танечкой на поиски ее la petit pelle, которую они в этот раз совместными усилиями обнаружили в тапочке Стивы, который без задних ног храпел на диване в кабинете, явно не особо переживая по поводу своей измены.
Поиграв с девочкой, которая была в восторге от Нины, девушка услышала властный голос Анны:
— Милая, вас не дозовешься!
Нина послушно вернулась в залу, где Анна потребовала от нее принести альбом с фотокарточками, на которых был изображен сын Анны.
К своему стыду, Нина не сумела отыскать альбом, зная, что это вызовет бурную реакцию со стороны Анны. Так и произошло. Та, вспыхнув, вскочила и заявила по-французски:
— Что, право же, за дура!
И, злорадно взглянув на Нину, добавила на русском:
— Вы ведь меня поняли?
Анна удалилась из залы, оставив Нину наедине с Долли, и та, устало взглянув на нее, произнесла:
— Ах, спасибо вам… Танечка, как вижу, так к вам и жмется…
Нина, отослав девочку, которая действительно ластилась к ней, не отходя ни на шаг, под каким-то предлогом из комнаты, обратилась к Долли:
— Не прощайте его!
— Что? — Глаза Долли, казалось, полезли на лоб, а Нина быстро добавила:
— Во всяком случае, так быстро. Не прощайте его. Время еще не пришло. Если мужчин прощать так быстро и легко, то они не сделают никаких выводов. Ваш муж — неплохой человек, однако слабый. Вы должны держать его в ежовых рукавицах. А если уж и простите, то хотя бы поставьте предварительно условия: финансовые!
Ошарашенно взирая на нее, Долли явно не знала, что сказать, а тут появилась Анна, торжественно положив на стол альбом и назидательно проговорив:
— Милая, лучше смотреть надо! Лежал на самом верху кофра…
На самом верху кофра, как, впрочем, и в самом низу, альбом не лежал — Нина перерыла его, причем не один раз, полностью и теперь не сомневалась, что Анна, задумав эту мелкую пакость заранее, спрятала альбом где-то в комнате, а теперь, вытащив его, демонстрировала всем, какая у нее нерадивая и безмозглая горничная.
Нине пришлось выйти, оставив Долли с крайне задумчивым выражением лица: впрочем, девушка не сомневалась, что та простит своего Стиву, как прощала его до этого и будет прощать еще много раз в будущем.
Стиву, который без задних ног дрых на диване в кабинете.
Потому как Анна самолично запихнула брата и невестку в кабинет, велев им поговорить по душам, она не сомневалась, что примирение состоится.
Когда через полчаса двери кабинета распахнулись и на пороге появилась радостная и раскрасневшаяся Долли, а за ней унылый и повесивший нос Стива, Нина поняла: ну да, помирились.
Анна, выждав, пока Долли не удалится, метнулась к брату и спросила:
— Ну что, мир в доме восстановился?
Стива вздохнул:
— Увы, нет. Она тверда как гранит, я ее такой даже не знал раньше. Устроила мне знатную головомойку, перечислила прежние грешки, потребовала, чтобы я на коленях просил прощения. Ну, я просил, а она не простила, заявив, что не пришло еще время!
Радуясь про себя тому, что Долли все же проявила характер, Нина в еще большей степени была довольна постной физиономией Стивы и метавшей молнии Анной, все усилия которой пошли прахом.
Вечером, уже после ужина, когда прибыла младшая сестра Долли, Кити, та самая Кити Щербацкая, которой надлежало стать женой Левина, девушка модельной внешности, грациозная и красивая, но с по-кроличьи торчавшими передними зубами, кто-то пришел, и Стива, вышедший в переднюю, затем позвал Нину, которая только что уложила по просьбе Долли Танюшу спать и выходила из ее комнаты, держа в руках la petit pelle.
— У вас гость! — объявил ей Стива, подталкивая ее к лестнице и при этом не забыв задержать руку на ее талии.
Нина, ничего не понимая, спустилась вниз — и увидела облаченного в запорошенную снегом шинель графа Вронского.
Тот, громко вздохнув, сказал:
— Вы пленили меня, пленили сразу же и бескомпромиссно…
Слушая его тираду, явно заранее заготовленную и сводившуюся к тому, что им надо быстрее познать друг друга как можно ближе, Нина, тоже вздохнув, приблизилась к Вронскому и дала ему пощечину.
Тот оторопел, а в его глазах вспыхнула обида.
— Познавать вас ближе, граф, я не намерена. И если я горничная, то это не значит, что мечта всей моей жизни — сделаться вашей любовницей. Подумайте, что здесь все ждут вашего предложения Кити. А завтра бал…
Об Анне она намеренно не сказала ни слова и удалилась, завидев на лестнице Стиву, который самым беспардонным образом наблюдал эту сцену, явно надеясь на ее абсолютно иной исход.
Когда же Облонский в очередной раз попытался положить свою руку не туда, куда следует, Нина перехватила ее и произнесла:
— Степан Аркадьевич, вас жена еще не простила и, быть может, так и не простит, решив с вами разводиться, а вы снова распускаете свои руки. И толкаете меня в объятия графа Вронского, который вообще-то должен сделать предложение младшей сестре вашей жены. Думаете, это хорошо?
Стива смешался, как смешалось все до этого в его доме, и Нина добавила:
— Продолжайте в этом духе, и потеряете не только жену, человека прекрасного, но и детей. А на место, которое вы занимаете, вас устроил ваш зять, господин Каренин, ведь так? Думаете, он будет вам покровительствовать, если жена от вас отвернется?
Стива, побледнев, был готов расплакаться, а потом, развернувшись, ринулся куда-то в глубь комнат.
А через несколько минут вышел из спальни супруги, походя на побитого пса. Долли же, сияя, произнесла:
— Ах, как хорошо, что все хорошо заканчивается! Велите Матвею перенести ваши вещи из кабинета обратно в спальню!
Нина поняла: все же простила.
Долли, улучив момент, подошла к ней и произнесла:
— О, я простила его, однако он мне письменно в сфере семейных финансов кое-что гарантировал — документ я, тайно посовещавшись с нотариусом, приготовила по вашему совету заранее. Стиве не понравится, если списки этого занимательного документа пойдут по рукам в московском обществе. Думаю, он теперь будет вести себя тише воды ниже травы…
