Собственно, иной возможности, как узнать, в чем заключается миссия, и выполнить ее, у нее не было: иначе тогда дверь не откроется, и она навсегда останется в этом мире.
Подумав о Вронском и его мускулистых объятиях, Нина не без томления в груди поняла, что если так и случится, то она не будет особо огорчена.
И найдет, чем себя занять. Да и с кем, стало быть, тоже.
Дом Облонских, в котором все смешалось, походил на тот, как его представляла Нина во время чтения романа и как его показывали в кино. Анне, как почетной гостье, отвели большую светлую комнату, ей же самой — небольшую каморку под лестницей.
Впрочем, Нина была довольна. Она буквально падала с ног, ведь в отличие от Анны за прошедшую ночь успела побывать в Скотопригоньевске, разоблачить убийцу, вернуться из мира романа в свой мир, узнать много нового и снова оказаться в мире романа, на этот раз «Анны Карениной».
И в прямом, а не в переносном смысле столкнуться с новым убийцей.
Что ни говори, а миссия у нее была весьма хлопотная, поэтому Нина, повалившись на постель, сразу же заснула, только закрыв глаза, однако спустя несколько мгновений раздался стук в дверь, и кто-то из домашней прислуги провозгласил:
— Барыня Анна Аркадьевна вас к себе требует!
Нине так хотелось остаться в постели, продолжить видеть сон, героем которого — и это было неудивительно — являлся граф Вронский, однако делать было нечего: раз барыня Анна Аркадьевна требовала к себе, значит, надо было идти.
Анне, которая чувствовала себя в доме брата как рыба в воде, тотчас с энтузиазмом принявшись за собственную миссию — собирание последних сплетен и примирение брата Стивы с его женой, блеклой, рано постаревшей и издерганной Долли, потребовалось, чтобы кто-то распаковал ее вещи.
Не кто-то, а ее новая горничная.
Нину угораздило пару раз зевнуть, и Анна, от внимания которой это, конечно же, не ускользнуло, саркастически заметила:
— Наша принцесса де Ламбаль, как я вижу, жутко устала? Надо же, как подействовала на вас, милая, поездка по железной дороге из Петербурга в Москву!
Нина решила, что не будет реагировать на колкости барыни, потому что это могло завершиться увольнением в любую минуту, а покидать Анну в ее планы не входило, во всяком случае, пока что.
А надерзить барыне, чтобы самой немедленно взять расчет, она всегда еще успеет.
То, что последовало за этим, также вполне соответствовало тексту роману — Анна, которая была всецело на стороне брата, чего, однако, показывать не стремилась, стала деловито обрабатывать Долли, внушая ей, что она должна простить Стиву, слабого и изнеженного, и что вообще все мужчины такие — и так далее и тому подобное.
Долли, для которой слова петербургской гранд-дамы Карениной были большим авторитетом, плакала, не пытаясь, однако, возражать, а Нина, имея честь присутствовать при одной из таких обработок, подумала, что Славика, слабого и изнеженного, и, как все мужчины, такого, она ни за что не простила бы.
Имела честь — это еще хорошо сказано. Так как делать ей в доме Облонских было особо нечего, то Анна, которая, конечно же, не могла допустить такого, велела ей помочь местной прислуге — и та живо нашла для Нины применение, велев стирать пыль.
Нина этим лениво и занималась, прислушиваясь к беседе двух дам, не обращавших на нее ни малейшего внимания: еще бы, ведь это горничная, следовательно, вообще никто!
А вот Стива Облонский такого мнения не был и, находясь в ссоре с женой по причине своей измены, успел уже несколько раз подмигнуть Нине и игриво погладить ее по талии, причем в присутствии жены, стоявшей, впрочем, к ним спиной.
И как такого можно простить?
Раскрылась дверь, показалась Танечка, дочка Стивы и Долли, помешав разговору матери и тетки, вернее, энергичному монологу Анны, которая прессинговала невестку, внушая ей простую мысль: «Прости Стиву, прости Стиву, прости Стиву!»
— Мамочка, я хотела сказать… — начала девчушка, а издерганная жилистая Долли, некогда, вероятно, красавица, но теперь рано, в районе тридцати, уже перешедшая в разряд теток, недовольная тем, что девочка говорит на русском, перебила ее:
— Говори по-французски!
Танечка, наморщив лобик, пролепетала:
— Мамочка, я потеряла…
И смолкла, потому что — и Нина прекрасно это помнила — забыла, как по-французски будет «лопатка». Поэтому и обращалась к матери, занятой иными, гораздо более важными делами, на русском.
Обе светские дамы уставились на бедного ребенка, явно оробевшего и не знавшего, как ему сформулировать мысль на чужом языке. И Нина, протиравшая золоченую раму, на которой в самом деле собралось огромное количество пыли, которую нерадивая прислуга дома Облонских не удаляла годами — дома, в котором не только все смешалось, но, как видно, изрядно запылилось — решила помочь девочке.
В свое время, сочувствуя малышке, она специально посмотрела в словаре, как будет «лопатка» по-французски — просто так, безо всякой тогда задней мысли.
И надо же, теперь это слово ей пригодилось!
Анна и Долли строго взирали на Танечку, которая — едва не плача — жалобно повторила по-французски:
— Мамочка, я потеряла…
И перешла на русский:
— Мою ло…
Долли, вся на нервах, откинула светлую прядь и взвилась:
— Татьяна, говори по-французски! Иначе мне придется тебя наказать!
Она повысила голос, и Нина, не желая, чтобы несчастного ребенка наказали за такой пустяк, который даже пустяком не был, и все по причине того, что мать была вне себя от измены супруга, брата светской дамы, которая накручивала ее, требуя простить этого самого супруга, произнесла:
— La petit pelle, — и обе дамы тотчас обернулись к ней, словно только что вспомнив, что в зале еще кто-то был.
Вероятно, в самом деле только что вспомнив.
Танечка, просияв, повторила вслед за Ниной, и Долли, с которой вдруг спало напряжение, мягко посмотрела на Нину и произнесла:
— Ах, не могли бы вы, милая, вместе с Танечкой пойти и отыскать эту самую лопатку? Она вечно ее теряет. В основном засовывает за софу или под ковер…
Нина, подойдя к девочке, взяла ее за руку и послушно вышла из залы.
До нее донесся недовольный голос Анны:
— Говорю же, принцесса де Ламбаль! Такая гордая и независимая, что оторопь берет! Как только вернусь в Питер, рассчитаю ее.
А Долли ответила:
— Милая и умная девушка. Жаль, что из Питера, а то бы я оставила ее у себя, потому что нам нужна новая гувернантка.
